Для 52-летней бруклинской иммигрантки Лидии К. эта ночь была настоящим кошмаром, но могла обернуться и трагедией. Ее мать Цецилия К. внезапно почувствовала себя плохо, у нее резко поднялась температура, и Лидия позвонила по номеру 911. Прожив в США только четыре года, она слабо говорила по-английски, но все же поняла слова приехавших на «скорой» парамедиков, что маму надо срочно госпитализировать.
Их привезли в Методистский госпиталь, где хирург, осмотрев Цецилию, пришел к выводу, что ей требуется срочная и довольно опасная операция. Это любящая дочь также поняла, однако каков диагноз, почему такая срочность, зачем подписывать бумаги, без которых нельзя оперировать пожилую женщину, – это было уже за пределами ее языковых возможностей. А значит, ее подпись под документом, разрешающим проведение операции, юридической силы не имела.
На беду, в эту ночную смену в госпитале не было никого из русскоязычных медиков, кто мог бы растолковать Лидии, о чем идет речь. Она сама и больничный персонал стали лихорадочно искать переводчика. Наконец через два часа приехал разбуженный звонком женщины ее племянник. Слава богу, эти два часа укладывались в названный доктором критический срок, но риск возрос, а условия проведения операции в конечном итоге осложнились.
Тема не новая: медицинским учреждениям, где от взаимопонимания между врачами и пациентами напрямую зависит здоровье, а порой и жизнь последних, нужны переводчики с разных языков. Это подчеркивает Иммиграционная коалиция Нью-Йорка, исследуя проблемы контактов госпиталей огромного города с двумя, по ее подсчетам, миллионами жителей, слабо владеющих английским языком. Авторы исследования подчеркивают, что пациенты, не говорящие по-английски, не могут описать доктору симптомы своего заболевания, понять поставленный диагноз, разобраться в ситуации с медицинскими страховками. Они выявили немало случаев, когда языковой барьер стал причиной постановки неверных диагнозов, проведения ошибочных ампутаций, абортов, стерилизаций и т.д. Также они считают категорически непри-емлемым полагаться на помощь родных, друзей или других пациентов в качестве переводчиков медицинской информации. Причины две. Первая – в интерпретации возможны ошибки, за которые не с кого спросить; вторая – при этом нарушается врачебная тайна. Они предлагают такой пример: в качестве переводчика избран сын или дочь больного, а тому предстоит узнать, что у него рак...
«Совершенно невозможно обеспечить качественное лечение, если пациент не может четко и ясно описать симптомы своего заболевания, понять поставленный диагноз и осознать, какие процедуры ему предстоят», — говорит Эндрю Фридман, содиректор организации Make the Road New York, принявшей участие в исследовании Now We’re Talking, которое проводилось с октября 2007 года по нынешний февраль. Пра-возащитники опросили свыше 600 пациентов, говоривших, главным образом, на испанском и корейском и вообще не владевших английским языком. Выяснилось, что 79 процентов имели возможность общаться с медицинским персоналом через переводчика. Это огромный прогресс по сравнению с ситуацией 2006 года, когда только 29 процентов больных могли получить такие услуги, и достигнут он благодаря вве-дению новых правил, обязывающих госпитали — как государственные, так и частные — обеспечивать больных опытными интерпретаторами и располагать формами документов, в основном анкет, на языке пациента. После введения такой практики только 5 процентов больных вынуждены были обращаться за помощью к собственным переводчикам, но тут уже речь идет о редких языках.
Пресс-секретарь Управления здравоохранения штата Клэр Росписил говорит, что в течение последнего года обеспечение больных имми-грантов услугами переводчиков находилось под постоянным контролем, а потому из полученных управлением 10 тысяч жалоб на плохое обслуживание в госпиталях только десять касались вопросов перевода.
Собственно, почти то же самое показало исследование правозащитников. И это радует.

В. Усов.