Прибалтийские русские не готовы отказаться от европейских зарплат и безвизового передвижения по континенту в обмен на билет до России
Обладателям паспортов негражданина для изменения статуса необходимо лишь сдать несложный экзамен на знание языка, истории и Конституции и заплатить госпошлину. 
 
Массовое безгражданство, запрет советской символики, школьная реформа – вот, пожалуй, и все, что рядовой житель России знает о жизни прибалтийских русских. «Тяжело вам там, наверное?» – на этот вопрос им приходится отвечать довольно часто. Между тем жизнь русского в Прибалтике ничем не хуже, чем в любой другой стране Евросоюза. И вряд ли что-то заставит их отказаться от европейских зарплат и безвизового передвижения по континенту в обмен на билет до исторической родины.

Мой адрес – Евросоюз

Основной источник информации для жителей России – государственное телевидение, и тема соотечественников в Прибалтике тут не исключение. Не находясь на месте событий, не имея родственников в Прибалтике, не имея даже эпизодических связей с этим «проблемным регионом», человек склонен верить той информации, которую ему предоставляют СМИ. Взглянув только на тематику новостей из Прибалтики, несложно понять озабоченность россиян судьбой соотечественников в ближнем зарубежье. Среди освещаемых вопросов давно преобладают этнические конфликты, оспаривание результатов Второй мировой войны и почитание легионеров СС.

Остальные освещаемые темы напрямую не связаны с этими ужасами, однако зачастую имеют к ним хотя бы косвенное отношение. Позитивной информации практически нет – например, о том, как русские прибалты могут свободно передвигаться по странам Евросоюза, получать бесплатное образование в самых престижных вузах Великобритании и Франции, а также запросто устраиваться на работу в любой из стран Старого Света.

Однако именно эти факторы становятся решающими при выборе места жительства и определении степени его комфортности. Что же касается этнической неприязни и результатов Второй мировой войны, то, например, в Латвии о них не вспоминают чаще, чем два раза в год: 16 марта, в день памяти легионеров СС, и 9 мая, в День Победы. Помимо этого каждая прибалтийская республика переживает волну национальных настроений накануне местных выборов: прибалтийским политикам все еще выгодно использовать исторические вопросы в борьбе за избирателя. Но противостояние, вызванное политическими соревнованиями, носит исключительно искусственный характер, поскольку актуализация проблемных тем идет снаружи – от политтехнологов и специалистов по политическому пиару, а не изнутри, то есть от самих русских, латышей, эстонцев или литовцев. И угасают такие настроения сразу после завершения предвыборных кампаний.

«В Латвии национализм иногда проявляется на политическом уровне, но в быту его нет, – утверждает экс-премьер-министр республики Андрис Берзиньш. – В некоторых балканских странах, например, политики говорят о толерантности, а люди убивают друг друга по этническому признаку: это куда страшнее...»

Противостояние русских и латышей действительно не столь очевидно в быту – несмотря на разность менталитетов, русские и прибалты научились неплохо ладить. Они научились говорить друг с другом каждый на своем языке. Так что картина, когда два человека мило беседуют на русском и латышском, – для Риги вполне обычна. Так удобнее, а главное – никому не доставляет проблем. Местные жители, особенно молодежь, как правило, двуязычны. В повседневной жизни и латыши, и литовцы, и эстонцы, и русские – просто участники экономической жизни: продавцы и потребители с определенными интересами друг к другу. И, как ни банально это звучит, чем быстрее развивается экономика в определенном городе или регионе, тем толерантнее там относятся к вынужденному двуязычию. И тем чаще там слышна русская речь.

Но даже на фоне относительно комфортного быта, свободного передвижения по Европе и возможности трудоустройства в развитых странах Запада русские жители Латвии, Литвы и Эстонии не всегда в восторге от своей жизни. То и дело на международной арене слышны жалобы на дискриминацию по этническому признаку, неравные условия и психологическое давление. Следует иметь в виду, что прибалтийское законодательство не содержит ни одной нормы, которая ставила бы людей в неравное положение в зависимости от этнической принадлежности. Однако то тут, то там возникают препоны, которые в конечном счете мешают спокойно существовать именно русскоязычному меньшинству. И эти вопросы давно известны: языковое законодательство, гражданство и новейшая история.

Каждый здравомыслящий человек понимает, что прибалты борются не с русским, а с советским прошлым, и по большому счету им есть, на что обижаться. К тому же выход этой исторической обиды имеет место исключительно во время предвыборных кампаний. Тем не менее многие русскоязычные жители Прибалтики считают уничтожение советского прошлого несправедливым, а борьбу с ним воспринимают на свой личный счет. Хотя при этом насиженные места в Литве, Латвии и Эстонии покидать никто не собирается, по крайней мере менять их на Россию – точно нет.

 
Проблема языка остается одной из главных.
Фото Оксаны Джадан 
Кто говорит по-русски?

...Если сравнить Ригу, Таллин и Вильнюс на предмет частоты упоминания горожанами русских слов – то латвийская столица, без сомнения, займет первое место. Не случайно Ригу называют «русским городом»: в столице по-прежнему русскоязычных на несколько процентов больше, чем тех, кто считает своим родным латышский. Такая ситуация наблюдается во многих крупных городах Латвии. К примеру, во втором по величине городе республики – Даугавпилсе русскоязычное население составляет около 80%. Примерно такая же картина вырисовывается в соседней Эстонии: около 40% населения Таллина являются неэстонцами, в то время как в промышленной Нарве таких еще больше – 97%. Меньше всего русскоязычных оказалось в Литве: Вильнюс заселен нелитовцами на 14%, портовая Клайпеда – на 21%.

Все эти города активно развиваются, везде создана полноценная инфраструктура как для русских, так и для коренных прибалтов. И если бы отношения между этносами действительно были так сложны, как некоторым представляется со стороны, то ни один город не смог бы полноценно функционировать. «Меня всегда удивляет, когда знакомые из России, приезжая в Ригу, боятся обратиться к продавцу на русском языке, – говорит студентка латвийского университета Татьяна Иванова. – Им кажется, что за это их если не побьют, то как минимум оштрафуют...»

Судьба русского языка действительно долгое время оставалась одним из ключевых вопросов двустороннего диалога между Россией и Латвией – как официального, так и неофициального. В 1991 году был принят первый закон о языке, который обязывал перевести все бюрократическое делопроизводство на латышский язык. Последовали пикеты и осуждение со стороны Кремля. Через год появились поправки, которые перевели все государственные вузы на латышский язык обучения – опять скандал, пикеты, реакция Кремля. Отношения между государствами обострялись по мере ужесточения языкового законодательства. Причем обе стороны руководствовались скорее принципами, чем здравым смыслом: Литва, Латвия и Эстония, запрещая говорить по-русски, шли вразрез с экономической логикой, а Россия, вмешиваясь во внутренние дела республик, шла наперекор логике политической.

Пока прибалты пытались восстановить лингвистический образ своих земель, русскоязычные жители убедились, что все последние годы оставались для латышей, литовцев и эстонцев не более чем «гражданскими оккупантами». Привыкание к этой мысли заняло у местных русских последние 17 лет, и процесс этот далек от завершения.

Как хорошо все начиналось

Пренебрежительное отношение «ко всему русскому» для прибалтов – новое явление. Страны существуют по соседству друг с другом столетиями, а народы – даже тысячелетиями. И, как уверяют историки, отношение тех же латышей к славянам всегда было благожелательным. Об этом свидетельствуют даже народные песни. Например, в одной из них поется: «Русский, русский, увези меня в русскую землю» или «Дай мне, Боже, вырасти большой, стану русскому женой...»

Особенно активный наплыв славян в прибалтийские земли пришелся на конец XVII века, когда Россия пережила реформу Православной церкви – староверам не оставалось ничего другого, как спасаться бегством в крайне толерантной на тот период Прибалтике. Кстати, староверская община и сейчас достаточно многочисленна в Латвии. А поскольку предки современных староверов появились на ее территории задолго до прихода советских войск, то и в сегодняшней республике большинство представителей этой общины получили статус граждан без сдачи экзаменов.

Само собой, староверских крестьян и ремесленников активно развивающаяся Ливония приняла с распростертыми объятьями: немецкие помещики, давно страдавшие от нехватки свободных рук, были очень рады работящим и непьющим староверам. Латышам пришлись по душе их консервативизм и аскетический образ жизни. Кстати, по словам историков, сочетание трудолюбия с аскетичностью дало староверам возможность быстро копить и преумножать капитал. Это привело к тому, что именно славяне начали развивать крупнейшие рижские мануфактуры. Оставаясь русскими, они постепенно интегрировались в местную среду, причем вросли в нее настолько прочно, что те же латыши даже не пытались изолировать староверов ни от общественной, ни от политической жизни республики.

Уже позже, когда территория Прибалтики вошла в состав Российской империи, именно русские цари помогали взращивать местную интеллигенцию. Местная молодежь получила возможность учиться в Петербурге. Тесные связи в культуре и образовании привели к небывалому расцвету латышского самосознания, в Латвии началось то, что впоследствии назовут «первой атмодой», или первым возрождением. Повышение уровня грамотности, увеличение количества школ, расцвет литературы и искусства – всего этого коренной народ балтийских берегов не видел со времен прихода немцев, то есть с XIII века.

Латыши даже не пытались опротестовать право русских на полноценное участие в жизни независимой республики, каковой Латвия стала в 1918 году. Кстати, латвийскую независимость русские тоже горячо поддерживали, причем некоторые с оружием в руках. В итоге 50 человек со славянскими фамилиями получили государственную военную награду – орден Лачплесиса. Русские были представлены в парламенте, принимали активное участие в общественной жизни, культуре, открывали свои общества и школы. Кстати, школы с русским языком обучения финансировались государством.

Более того, немалые суммы государство выделяло еще и староверским общинам: староверов латыши давно считали «своими», в то время как за православными чувствовали руку московского церковного руководства. Так или иначе, никакой напряженности между двумя этносами на тот момент не существовало. А государственный или политический аппарат не видел разницы между разнообразными народами. Например, в латвийском парламенте русские депутаты выступали на русском языке.

С приходом советской власти вся русская элита была стерта с лица земли наравне с латышской: славянские политики, деятели искусства и предприниматели были либо высланы из Латвии, либо расстреляны на территории страны. Именно советский период стал переломным в отношениях русских с латышами, эстонцами и литовцами. Прибалты не смогли простить русским бесцеремонного вторжения в их жизнь.

 
Бронзовый солдат стал символом «исторических споров».
Фото Reuters 
Советское прошлое

Еще большее напряжение между коренными прибалтами и русскими появилось с изменением быта, который принесла за собой советская власть: государственный аппарат, торговля, образование, искусство – все это стало русским, причем не добровольно, а по принуждению. Русский язык у латышей того поколения ассоциируется лишь с репрессиями, раскулачиванием, ссылками, сталинским террором. Эти понятия сплелись настолько сильно, что даже в современной Латвии, спустя 17 лет после распада СССР, латыши называют советские годы «русскими».

Ученые считают, что масла в огонь межнациональной ненависти подлила массовая миграция. Уже за первые десятилетия пребывания Латвии в составе СССР количество русских в стране увеличилось в три раза, достигнув 26%. Считается, что в общем и целом через Латвию прошли около четырех миллионов человек. Из них около 80% были либо рабочими, либо военными, либо номенклатурными работниками – именно их коренное население ненавидело особенно сильно. Военных за ассоциации с репрессиями, номенклатурщиков – за привилегии, а рабочих – за некультурность. И, несмотря на то что современные исследования показывают обратную пропорцию (уровень образования русских был выше, чем прибалтов), в сознании латышей, литовцев и эстонцев русский приезжий остался необразованным и невоспитанным строителем.

По уверениям историков, практически никто из прибывших в Латвию переселенцев не интересовался местной культурой и не пытался учить язык. При этом прибалтам демонстрировалось снисходительное отношение, что злило местных жителей еще сильнее. Все эти факторы наряду с резкостью и массовостью наплыва русскоязычных и легли в основу националистических процессов, которые мы наблюдаем в современной Прибалтике: требования признать оккупацию, искоренить русский из общественной сферы, уничтожить всю советскую символику и вывести всех «предков оккупантов».

Те же процессы происходили и в других прибалтийских республиках: в Литву и Эстонию также было завезено большое количество переселенцев, что и вызвало недовольство коренного населения. Правда, Литва этим процессам сопротивлялась куда активнее, нежели ее северные соседи. Если до смерти Сталина рабочие и военные перебирались в республику заметными темпами, то после 1953 года местные власти сократили количество переселенцев до минимума. Рабочие переезжали в Литву исключительно для реализации крупных строительных проектов – например, Игналинской АЭС. Отсюда и более низкий процент русскоязычных и, как ни странно, менее выраженная межэтническая напряженность.

Тем не менее общий фон отношения прибалтов к представителям русской общины оставался не самым благоприятным во всех трех республиках. Особенно остро это чувствовалось в конце 80-х, когда в Литве проживало уже чуть более 9% русских, в то время как в Эстонии их были 30%, а в Латвии – 34%. Процент коренных народов сокращался буквально на глазах, что создало реальную угрозу исчезновения латышей, литовцев и эстонцев. Этого прибалты до сих пор боятся больше всего, и этот страх лежит в основе балтийского национализма. Как малочисленные народы, латыши, литовцы и эстонцы не могут не задумываться о проблеме самосохранения.

Здравый расчет или здоровый национализм

Сегодня ситуация изменилась: исторический гнев уступил место экономическому расчету. Так что в той же Риге с русским языком проблем не возникает. За редким исключением, им владеют практически все жители латвийской столицы (в отличие от сельской местности). На национализм конца 80-х русские ответили не только оттоком в соседние страны. Оставшиеся представители диаспоры начинают принимать правила игры, особенно это касается молодежи, которая, обладая знанием сразу двух языков, активно занимает частный сектор.

Вот это обстоятельство и тревожит консервативных латышских политиков, а также специфические чиновничьи структуры, например, Центр защиты государственного языка. В повсеместном использовании русского языка консервативно настроенные слои населения видят угрозу своей идентичности и традициям.

Опасения эти, в общем, обоснованны: латышский язык является родным всего для полутора миллионов человек, с литовским и эстонским – ситуация идентичная. Учитывая, что прибалтийские страны уже не первый год живут в условиях демографического кризиса (смертность превышает рождаемость, а молодежь все чаще перебирается в Старый Свет), создается впечатление, что через пару сотен лет на балтийских языках действительно перестанут говорить. В противовес латышскому языку, который пережил пик популярности в первые годы независимости и теперь теряет позиции, русский, наоборот, набирает все больше сторонников. Свободный рынок заставляет молодежь в первую очередь задумываться о своей ценности на рынке труда, а без знания русского она близка к нулю.

Эта проблема имеет сразу два аспекта. С одной стороны, близость к России, знание ее менталитета и владение русским языком делают Латвию привлекательной для инвесторов, ориентирующихся на восточный рынок. С другой стороны, сохранить свою идентичность в условиях двуязычия крайне сложно – одна чаша весов рано или поздно перевесит, и тогда общество может лишиться своей культурной ориентации. Что важнее: здравый расчет или здоровый национализм – каждый решает для себя сам. Так, например, министр интеграции Латвии Оскарс Кастенс делает акцент на том, что Латвия является «единственным местом в мире, где латыши могут говорить на родном языке».

Но без знания русского латышам в крупных городах страны приходится тяжело. Во всяком случае, найти работу, где не требовалось бы знать «великий и могучий», очень трудно. Не случайно в объявлениях о найме на работу зачастую указывается, что знание латышского и русского языков является обязательным. Причем практика показывает, что найти работу в Риге, зная только русский язык, легче, чем зная только латышский.

«Русский язык – номер один в Латвии!» – эту фразу произнес на заседании комиссии по исполнению закона о гражданстве Сейма ЛР ее председатель Петерис Табунс, представляющий крайне консервативную партию «Отчизне и Свободе». Парламентарий обозначил четыре признака, характеризующих «наступление русского языка». Во-первых, в рекламах, счетах и инструкциях наряду с латышским языком тем же шрифтом все чаще печатается текст на русском. Во-вторых, в объявлениях о приеме на работу от работника требуется знание русского языка, даже если этого не требует специфика работы, например, в банке. В-третьих, невозможно купить товар или получить услугу, используя лишь латышский язык. В качестве примера докладчик рассказал историю о «всем известном человеке», который велел таксисту ехать в аэропорт (lidosta), а таксист повез его в порт (osta). В-четвертых, на телевидении есть 5–6 латвийских каналов, но и те засорены русским языком.

На сторону радикального политика встала и министр культуры Латвии Хелена Демакова. «Совершенно ясно, что позиции государственного языка недостаточно сильны. То, что разрушалось 50 лет во время оккупации, невозможно восстановить за 15 лет, – продолжает она свою мысль в интервью крупнейшей латышской газете Latvijas avize. – Мне трудно представить, чтобы в стране ЕС приехавшие меньшинства вдруг вообразили, что в общении с клиентами можно свободно переходить на свой язык».

Другой точки зрения придерживается экс-президент Латвии Гунтис Улманис. Выступая на состоявшемся в мае в Юрмале Балтийском форуме, он отметил: «Я рад, что русский язык приобретает такое большое значение в Латвии и разговоры о том, что он не нужен, уходят в прошлое.

Аргументы правых латышских политиков в общем понятны и обоснованны: если ты живешь в Латвии, то будь любезен знать язык и культуру этой страны. Но почему местные русские так «пренебрежительно» относятся к этим, казалось бы, простым требованиям? И тут, как говорится, у каждого своя правда. В 1991 году латыши и русские вышли на баррикады, чтобы отстоять независимость республики. Отстояли. Согласно статистическим данным, голосовавших за независимость русскоязычных жителей Латвии было чуть ли не в полтора раза больше, чем этнических латышей.

Латышские политики в то время давали смелые обещания: если русские поддержат движение за независимость, им дадут гражданство. Не дали. Более того, вскоре после обретения республикой независимости ее жителей разделили на две части – граждан и неграждан. Многими это было воспринято как деление на людей первого и второго сортов. Политическая обида – вот главная причина, которая не дает Латвии и Эстонии завершить процесс натурализации. За редким исключением, неграждане отказываются проходить натурализацию оттого, что считают этот процесс унизительным. Логика такова: раз я здесь родился, значит, я должен получить гражданство без всяких проверок».

Историк Илга Апине объясняет этот подход спецификой русского менталитета. «Принято считать, что русские являются коллективистским народом, а латыши относятся к представителям индивидуалистической культуры, – говорит она. – Нельзя не отметить и то, что для русских ценностью является справедливость, иногда абстрактная, а для латышей, живших под влиянием протестантизма, ценностью является подчинение закону. Вне зависимости от того, справедлив этот закон или нет, нравится он или нет. Это так называемое архетипичное поведение в какой-то степени сказывается и сегодня, например, в отношении русских к натурализации. Многие из них рассуждают примерно так: нечего рваться в это гражданство, надо ждать, когда изменят закон и всем дадут синие паспорта».

Кто такие неграждане?

Ответ на этот вопрос в своей книге «Неграждане Латвии» пытается найти депутат Сейма от оппозиционной партии «За права человека в единой Латвии» Владимир Бузаев. Круг лиц с таким статусом определен законом о статусе граждан бывшего СССР, не имеющих гражданства Латвии или другого государства (12 апреля 1995 г.). Согласно этому документу, негражданином является тот, кто:

– не является гражданином Латвии;

– никогда после распада СССР не имел гражданства третьего государства;

– постоянно живет в Латвии или находится во временном отсутствии.

Субъектами данного закона являются также дети указанных выше лиц.

Если совсем просто, то по большому счету неграждане – это все, кто не получил гражданство по наследству и не сдал экзамен по натурализации (процедура перевода в статус гражданина). По наследству гражданами становились все, чьи предки жили на территории Латвии до 1940 года. А сдать экзамен на гражданство может любой желающий, за редким исключением.

В частном секторе между гражданами и негражданами нет практически никакой разницы – ни правовой, ни социальной. Хотя в процессе взаимодействия с госструктурами неграждане лишены большого количества прав и льгот. Они не могут голосовать на выборах, служить в армии, в некотопых случаях пользоваться преимуществами безвизового режима. Они не имеют права работать в правоохранительных органах, быть адвокатами, нотариусами или судебными заседателями. Неграждане ограничены в правах на использование приватизационных сертификатов, покупке недвижимости (для них существует запрет на приобретение сельскохозяйственных земель, наделов в пограничной зоне и у берегов моря), подсчете пенсионного стажа, праве на ношение оружия.

Что касается преимуществ, то единственный плюс в статусе негражданина ликвидирован с переходом латвийской армии на профессиональную систему, ведь до этого момента молодые люди со статусом неграждан в армию не призывались. «Сейчас единственное преимущество неграждан заключается в безвизовом режиме с Россией, – говорит «НГ» депутат парламента Юрий Соколовский. – А вот что касается обязанностей, то в этом вопросе у нас все равны – вот налоги, например, неграждане платят в таком же объеме, как все остальные».

Сравнительно несложный экзамен на знание Конституции, латышского языка и государственной символики – и негражданин становится обладателем всех перечисленных прав и привилегий. Особенно они ощутимы для пенсионеров, которые, имея статус негражданина, получают куда более низкие пенсии, чем латвийские граждане. Однако спустя 17 лет после обретения Латвией независимости в стране остается более 372 тысяч неграждан. Почему? Депутат парламента от объединения «Центр согласия» Борис Цилевич называет как минимум три причины:

«У нас есть три категории неграждан, которые не идут натурализоваться. Первая – это пожилые люди с низким уровнем образования, для которых любой экзамен страшен. Чтобы привлечь их, необходимо упростить условия, в том числе психологические. Вторая категория – те, кто сомневается, что имеют право получить гражданство. Дело в том, что закон упоминает несколько категорий лиц, которым гражданство недоступно в принципе, например, военные, которые приехали после демобилизации, или те, кто после 13 января 1991 года состояли в организациях, противящихся независимости Латвии. А ведь на тот момент эти организации были совершенно законными. Эти нормы давно пора пересмотреть, поскольку они и недемократичны, и противоречат правам человека. И третья категория – это те, кто считает процесс натурализации несправедливым. Для того чтобы привлечь их, государству хватило бы просто признать, что процесс действительно несправедлив, ведь Народный фронт в свое время обещал гражданство всем».

Логично предположить, что ни латвийский, ни эстонский парламент не пойдут на уступки и не станут облегчать процесс натурализации. Во-первых, таким образом они подведут своего избирателя, которому обещали не допускать к вожделенному статусу кого попало. Во-вторых, большинство неграждан являются русскоязычными, и в политических предпочтениях они ближе к левой русскоязычной оппозиции. И если бы количество избирателей в Латвии пополнилось на 370 тысяч приверженцев оппозиции, то политическая картина изменилась бы до неузнаваемости. Либо правящим правым партиям пришлось бы уступить центровые позиции левым русским партиям, либо им пришлось бы сотрудничать с теми же левыми русскими партиями. А это для прибалтийских правящих невозможно.

Политологи объясняют это тем, что латышское общество, у которого русские все еще ассоциируются с «советской оккупацией», не готово к тому, что кто-то из русскоязычных политиков войдет во власть. Для латышских партий создание коалиции с русскоязычными партиями «ЗаПЧЕЛ» и «Центром согласия» – политическое самоубийство, при том что ЦС весь последний год удерживает лидерство в рейтинге самых популярных политических сил страны и, в общем, позиционирует себя в качестве партии центра. С «ЗаПЧЕЛ» ситуация иная – их программные установки «пугают» латышскую часть общества своей категоричностью. «Пчелы», несмотря на сильно упавшие рейтинги, по-прежнему своими приоритетами считают «предоставление русскому языку статуса официального, ликвидацию института неграждан и возможность получения среднего образования на родном языке».

Таким образом, самим правящим, которые держат руку на законе и ориентируются на латышских избирателей, совсем невыгодно увеличивать количество людей с правом голоса за счет приверженцев своих конкурентов.

Политическое равнодушие

Неграждане и сами могут изменить как политическую ситуацию, так и отношение властей к русскоязычным – путем смены той самой власти через голосование на выборах после прохождения натурализации. Однако делать это они не спешат. Латышская элита с первых лет независимости заняла ключевые позиции в политических процессах, вытолкнув русскоязычное меньшинство в частный сектор. Там оно и обосновалось, развив не только деловую жилку, но и редкую для современной Европы политическую пассивность. Отличительная черта прибалтийских русских – практически полное равнодушие к политике, неверие в то, что они сами могут участвовать в процессе формирования гражданского общества.

По данным Управления натурализации, за последние десять лет количество неграждан в Латвии сократилось почти в два раза. Это дает повод латвийским политикам рассказывать зарубежным гостям о том, как успешно проходит процесс интеграции в латвийском обществе. Однако данные, собранные Владимиром Бузаевым, говорят о том, что сокращение числа неграждан – это заслуга далеко не латвийских политиков.

Согласно статистике, лишь 26% от общего сокращения объясняются успешной натурализацией, в то время как еще 8% – следствие обретения гражданства других стран, остальные неграждане либо умерли, либо уехали. Бузаев утверждает, что превышение смертности над рождаемостью у неграждан в три раза выше, чем среди остальных жителей республики. Тут нет ничего удивительного: средний возраст неграждан действительно растет с каждым годом – сейчас он составляет около 50 лет. Логично предположить, что даже если ни один негражданин больше не пойдет натурализоваться, то через 100 лет эта категория просто вымрет.

Однако надеяться на это нельзя: психологический барьер, который стоит между русскоязычными жителями Прибалтики и паспортом гражданина, не дает им духовных сил для избавления от бремени унизительного статуса – даже если для этого ничего не требуется. Например, дети, родившиеся в Латвии после 1991 года, автоматически получают статус гражданина – кем бы ни были родители. Для этого отцу и матери нужно только обратиться в Управление натурализации с соответствующим заявлением – и все! Однако, по той же статистике, 17 тысяч детей неграждан, родившихся после 1991 года, до сих пор имеют статус неграждан. А ведь им он полагается по закону!

Сам себе враг

Причиной такого вялого участия в законодательных процессах могут быть только психологические барьеры. Русские в Латвии, Литве и Эстонии не являются маргиналами, они просто себя таковыми считают. На законодательном уровне деления на латышей и русскоязычных не существует, есть только требование знать местные языки. Существуют привилегии для граждан, однако пройти натурализацию может каждый (за редким исключением).

Все, что нужно прибалтийским русским, – это определиться с приоритетами: либо идти с Россией и оставаться психологическими маргиналом в своей собственной стране, либо ограничить связь с исторической родиной до уровня культурно-социального наследия. Последнее и является интеграцией в широком понимании прибалтийских законодателей. И, как бы обидно это ни звучало, больше всего ей способствует политическое дистанцирование от России.

Однако сама Россия, судя по всему, не пытается способствовать этой интеграции, по мере возможностей напоминая прибалтийским русским, что они в первую очередь «русские», а потом уже «прибалтийские». Во время недавнего визита в Латвию первый заместитель Владимира Путина Игорь Шувалов сказал местным русским: «Наши соотечественники – это те люди, через которых мы можем осуществить свою экспансию в хорошем смысле». А сразу после этого президент РФ Дмитрий Медведев издал указ о введении безвизового режима для неграждан Латвии и Эстонии. Так о какой интеграции русскоязычных в Прибалтике может идти речь, если Россия с каждым днем делает себя ближе, чем те же Латвия, Литва и Эстония? 

Примечательно, что эта льгота не распространяется на тех русских, которые имеют латвийское гражданство и каковых никак не меньше, чем соотечественников-неграждан. Не поступают ли российские власти в данном случае подобно латвийским, проводя разделительные линии между русскоязычным населением? Чиновники и политики по обе стороны границы научились неплохо использовать этот раскол в личных целях. Но никакой пользы для нормализации отношений между двумя странами, в чем действительно заинтересованы их народы, это не принесет.
Вадим Радионов, Оксана Антоненко

http://www.ng.ru/courier/2008-07-14/14_pribaltika.html