10 июня 2008 года в Германии скончался Чингиз Айтматов, киргизский и советский писатель. Точнее сказать — умерла советская литература, последним ярким представителем которой он был.

Чингиз Айтматов был образцово-показательным, эталонным советским писателем. Полутатарин-полуказах, пишущий по-русски, он олицетворял «интернационализм советского общества».

В своих книгах он нашёл тот баланс этнически-казахского, условно-русского и безусловно-советского, который был приемлем для власти и не отпугивал читателей. Его любило начальство: Айматов никогда не был инакомыслящим, не держал фигу в кармане, от него не ждали подвоха, он был надёжной частью системы. Неудивительно, что он был невероятно успешен, осыпан милостями, дождями литературных премий и наград. Герой Социалистического труда (1978), два ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, ордена Трудового Красного Знамени, и, конечно же, Дружбы Народов. Он был главредом «Иностранной литературы», сверхпрестижного советского журнала, «глотка воздуха» для интеллигенции. Короче говоря, он был крупнейшим чиновником, в ранге, сравнимом с министерским — и при том его книги пользовались не дутой, настоящей популярностью: несмотря на безумные тиражи, его романы не пылились на полках, как это происходило с большинством советских литературных изделий. «Тополёк в красной косынке» или «Белый пароход» были у кого-то любимыми книжками детства.

Во времена перестройки Айтматов быстро и успешно перестроился. Он даже успел внести свою лепту в «дискурс национального освобождения» — придумав слово «манкурт». Тогда все народы СССР, кроме русских, стремительно обретали историческую память, так что словцо пригодилось.

За понимание момента ему было заплачено: во время после распада СССР он плавно перешёл с литературной на дипломатическую работу. В 1990-1994 году он был послом Советского Союза и потом России в странах Бенилюкса. Потом плавно перешёл в подданство исторической родины, Киргизии, и стал послом это республики в тех же странах плюс Франция.

Последние годы он провёл в Германии и Бельгии, на престижной работе. Продолжал писать, и даже надеялся на возобновление былого литературного успеха. Что из этого вышло, мы все знаем.

О советской литературе у нас ещё будет повод поговорить, и не раз, как и о её ярких представителях. Стоит, однако, послушать их самих — особенно тех, у кого «всё получилось».

Интервью записано во время работы 67-го Всемирного конгресса ПЭН-Центра в Москве в мае 2000 года в гостинице «Рэдисон-Славянская» и опубликовано в сокращении в еженедельнике «Книжное обозрение» (10.07.2000, № 28). В полном виде публикуется впервые.

* * *

Дипломатическое интервью в политическое литературоведение

— В свое время сенсационным стало известие о назначении Вас, популярнейшего писателя, послом СССР в Люксембург. Вы по прежнему на дипломатической работе, на том же самом месте?

— В настоящее время я посол в Бенилюксе, постоянно нахожусь в бельгийской столице Брюсселе.

— Какое-то время, после распада Советского Союза, вы совмещали должности посла России и Киргизии?

— Да, до середины 1993 года, но в настоящее время я посол только Республики Киргизстан, что не от меня зависит.

— А тогда, в СССР, кому пришла в голову эта идея, назначить Вас, не профессионального дипломата, послом?

— Это была целиком моя идея. Я сам решил выбрать для себя этот путь.

— Вероятно, этому поспособствовал опыт проведения знаменитого Иссык-Кульского форума виднейших умов мира и другие международные встречи с Вашим участием?

— Да, а кроме этого настало время, когда потребовалось выйти за пределы нашей системы, потому что, мне казалось, все, что я мог почерпнуть здесь для своего творчества, я это уже сделал, мне не доставало боле широкого подхода.

— То есть, первичными были литературные интересы, или все же было желание проявить себя и как общественного деятеля?

— И то, и другое. Это у нас сложилось такое мнение, что писатель должен быть только писателем, а поэт — только поэтом и так далее. На западе это редкий случай. Во-первых, никто из них, за небольшим исключением, не сможет в рыночных условиях прожить на своих небольших тиражах. Для хорошего романа тираж 10 000 экземпляр там — это предел желаний, а у нас это только начало.

— Ну и как, не могу я не задать этот чисто журналистский вопрос, Ваш дипломатический опыт получает отражение в Вашем творчестве?

— В прямом смысле этого, конечно, не может быть. Когда-нибудь, возможно, всплывет какой-нибудь эпизод, появится какой-нибудь образ и из этой сферы. Дело не в этом, я смотрю шире. Вся европейская цивилизация, во всех своих многообразных проявлениях, предоставляет возможность многое увидеть в более масштабном диапазоне. Мы все были ограничены идеологическими догмами, а там давно все чувствовали себя свободными людьми. Это помогает более объемному видению нашей современности, что необходимо для возникновения новых замыслов, образов, сюжетов. Поэтому я не сожалею об избранном пути.

А что касается всего происходящего в нашем Отечестве, — а Россия для меня была и остается отчим краем, — не думаю, что я в большом отрыве. В мире сейчас существуют для этого уникальные коммуникации, начиная с разных телефонов, телевиденья. Можно прибавить сюда множество встреч, конференций, симпозиумов.

Я тесно связан по службе с ЮНЕСКО, часто бываю в Париже. Все это вместе взятое обеспечивает нормальное знание о сегодняшнем дне.

— Не мешает ли языковой барьер?

— Для меня это особая проблема. Мое поколение воспитывалось в убеждении, что нам зарубежные языки не нужны, за это сейчас приходится расплачиваться, сам я могу обойтись только на бытовом уровне. Помогают квалифицированные переводчики — и жена, владеющая немецким.

Но меня сейчас больше занимает другая проблема. Я все больше с огорчением раздумываю над тем, что сейчас именно русский язык, потенциально имеющий громадные ресурсы, все время отодвигается на задний план, потому что весь мир очарован английским языком. Даже здесь, в Москве, в гостинице, в которой мы с Вами беседуем, все надписи только на английском. Но английский язык по своему устройству это язык коммуникации, тогда как русский язык таит в себе еще не реализованную в полной мере духовную энергетику.

Киргизия, как известно, граничит с огромным, имеющим более миллиарда населения Китаем, но в культурном отношении она продолжает тяготеть к России с ее теперешними 150 миллионами населения.

Это объясняется тем, что русская культура открыта, а китайская — закрыта. Когда-нибудь, может быть, этот гигантский котел взорвется и обогатит мир новыми энергиями, с русской культурой это уже случилось.

— Сами Вы пишите по-русски?

— Я пишу и по-русски, и по-киргизски, по-русски больше, потому что переводить с киргизского некому.

— Самый интригующий вопрос: над каким романом вы сейчас работаете?

— Я его не привез пока, его надо еще долго доделывать, дописывать. Так просто говорить, о чем он, это впустую, я уже несколько раз обжигался на этом.

Это совершенно новый замысел, это то, что я пытаюсь синтезировать из своего европейского опыта, из прошлого и настоящего, здешнего и тамошнего. Я думаю, что по замыслу это очень интересно. Как это воплотиться, жизнь покажет.

— Вы вкладываете в этот роман весь свой европейский опыт?

— Не то, чтобы весь, но... Понимаете, для чего нужен пишущему человеку хотя бы какой-то философский уровень? Думаю, что описывать жизнь, повседневный быт в реалистическом стиле — это не сложно. Люди действуют, чем-то заняты, это можно подробно описывать, и нынешняя литература страдает такой дотошностью. Философский подход позволяет быть над бытом, не скатываться к репортажу, что придает смысл писательскому искусству.

— Следите ли Выза современной русской литературой?

— Слежу по мере возможностей. Там сейчас в продаже русских книг нет. Во время приездов в Москву я стараюсь кое-что узнать и приобрести.

Пока чего-то захватывающего в литературе я не заметил. Вероятно, я знаю, недостаточно, чтобы судить, поэтому я не буду называть имен. Из того, что я читаю, нечто новое может явиться в дополнение, возвышение, развитие того, что сейчас есть в нашей общей русской литературе.

— Вы отметили положительную роль новейших коммуникаций, но как, на Ваш взгляд, будет меняться в этих условиях роль книги?

— Книга, конечно, в этом плане претерпит многие испытания, это уже ясно. Что это будет, освобождение от чего-то архаичного, или утрата больших ценностей, накопленных веками? Я думаю, что уход от книги к хорошему не приведет. Клип, который мельтешит на экране, увы, становиться вездесущим.

— Сами Вы не предполагаете создание чего-то вроде входящего в моду виртуального романа?

— Нет, это мне не дано. Я как писал от руки, так и продолжаю писать.

— Как сейчас издаются Ваши книги?

— Мои издания сейчас в основном зарубежные — Европа, Япония, Америка. Больше всего в Германии, за последние семь-восемь лет общий тираж там — миллион экземпляров. Для европейского писателя это колоссальный тираж.

— Какие произведения переиздают чаще?

— Издают все произведения, последний мой роман «Тавро Кассандры» вызывает большую полемику, но я больше надеюсь на новые книги.

— Интересно было бы узнать что-либо и о Вашей чисто дипломатической деятельности.

— Это живая, динамичная работа. Сегодня одни проблемы актуальны, все вокруг них, завтра другие. Первостепенная задача — способствовать инвестициям в киргизскую экономику. Это очень тяжело. Инвеститора можно завлечь, убедить, но когда они прибывают на места, — это, кстати, касается и России, — не всегда они находят подтверждение доводам кинуть сюда свой капитал. Вот приходится убеждать и переубеждать.

— Можно ли привести конкретный пример?

— Все, как говорится, на мази, но говорить пока рано, чтобы не спугнуть.

— Предполагаете ли Вы проведение еще одного Иссык-Кульского форума?

— Иссык-Кульский форум себя исчерпал, выполнил свою историческую функцию. Сейчас он преобразовывается, я активно включаюсь в новое международное движение «Перекресток мировых культур», совместно с молодым и энергичным московским интеллектуалом Андреем Быковым, чтоб содействовать культурному взаимодействию и ненасильственному разрешению мировых проблем.

Беседовал Александр Люсый
 http://www.apn.ru/publications/article20450.htm