Нынче летом, 1 июля ожидается наступление совершеннолетия государственного статуса казахского языка. Именно в этот календарный день года ровно 18 лет тому назад вступил в силу закон, объявивший его основным официальным языком Казахстана. Что же изменилось за такое достаточно продолжительное время, какое считается достаточным для достижения человеком после появления на свет совершеннолетия?

Для получения представления об этом будет, думается, достаточно обратиться к одной обнародованной и разнесенной по всему свету в самом начале нынешнего марта информации и обстоятельствам, связанным с ее появлением. Речь идет о появлении англо-казахско-русского терминологического словаря по IT-технологиям. Звучит громко, но в действительности тут все новое дело - это приписка на ходу сделанных казахских переводов к готовым русским терминам, которые были сформированы, благодаря активнейшему и долговременному взаимодействию русскоязычного IT-сообщества с западными создателями и держателями соответствующих технологий на базе английского языка. Другими словами, есть англо-русский терминологический словарь, соответствующий стандартным нормам. И есть еще казахские переводы к русскоязычному терминологическому ряду этого словаря. Мы тут даже не станем поднимать вопроса о том, насколько эти переведенные на казахский язык слова известны и используются казахскоязычными пользователями. Потому что они, насколько можно догадаться, только теперь предлагаются к использованию. Все бы ничего, да только люди, которые ответственны за создание и утверждение предлагаемых в данном случае терминов, явно не знают или английского, или казахского языка в такой мере, чтобы составлять такой трехъязычный труд. Или они плохо себе представляют, что такое не то, что сетевые технологии, но и даже компьютер.

Возьмем всего лишь один термин с самой начальной части словаря, преподнесенного общественности с такой помпой: “access - кол жеткiзу, байланыс жасау - доступ”. К англо-русскому варианту тут никакого вопроса нет. Что же касается, “кол жеткiзу”, “байланыс жасау” - это по форме и правилам казахской грамматики или глагольные словосочетания, или отглагольные существительные. В англо-русском варианте – это просто существительные. А теперь о том, что же означают “кол жеткiзу” и “байланыс жасау”? Или как же они переводятся? “Кол жеткiзу” - это буквально “дотянуться рукой”. Или - в переносном смысле, “получить доступ”. Что же касается “байланыс жасау” - “устанавливать связь”, “налаживать отношения”. То есть первое словосочетание несколько не соответствует смыслам терминов “access” и “доступ”. А второе – не соответствует вообще.

Примерно так у нас делались в течение этих почти 18 лет все дела, связанные с продвижением и закреплением государственного статуса казахского языка. А в том, что ничего путного в результате не получается, кто и что только не обвиняется. Вне подозрений только – такая сплошь несерьезная, некомпетентная практика и те, кто стоит за ней.

В общем, можно еще хоть сто лет продолжать в таком же духе. И результат, видимо, будет такой же.

По большому же счету, есть еще целый ряд объективных и субъективных причин, обуславливающих неуспех всех кажущихся огромных усилий по продвижению дела казахского языка. Какие они? Поговорим о них.

Казахский язык не стал языком казахской элиты

В любой стране носителями традиции и культуры – собственно, язык и есть компонент культуры – изначально являлись представители элиты. У некоторых народов это была каста жрецов. И последующем в любой стране и любом общество повелось так, что элита является носителем квинтэссенции культуры. А это – прежде всего язык. Там, где элита отказывается от языка, он успешно развиваться не может и не должен. Именно это происходит в Казахстане. То есть мы становимся гражданским обществом, основанным не на общности культуры, а на экономической и политической структуре государства. Тут уже ничего не поделаешь: возобладают те языки, которые имеют хождение в деловой и общественной жизни.

При нынешней тенденции развития событий, если их рассматривать в динамике, будущее казахского языка представляется еще более туманным. Такая оценка, кстати, всецело подтверждается публикациями на эту тему в казахской прессе. Там даже те газеты, которые финансируются в основном государством, весьма и весьма пессимистически оценивают ситуацию с государственным языком и не просматривают сколько-нибудь вдохновляющих перспектив.

Дело в отсутствии востребованности языка?!

Но такая постановка вопроса, как представляется, не совсем верна. Дело не в востребованности, а в другом. На наш взгляд, и востребованность, и оптимизм относительно будущего языка в прошлом имелись. Когда объявили в начале 1990-ых годов государственным казахский язык, во всех учреждениях, канцеляриях, началось какое-то движение. Но все это было подорвано несерьезностью подхода государства или, вернее, людей, которые его олицетворяют к развитию языка. Например, был и есть государственный терминологический комитет, его решения утверждаются соответствующим министерством и постановлением правительства. То есть структурно – все очень серьезно. А на выходе что? Вот взяли в этом терминологическом комитете архитектурный термин “арка” и перевели его на казахский язык как “дарбаза”. Но персидское по происхождению слово “дарбаза” означает “ворота”. Мы тут уже не говорим о том, что “дарбаза” употребительно только у южных казахов. В других регионах Казахстана для обозначения такого понятия используется слово “какпа”. Ну да, ладно. Не станем на такой разнице сосредотачиваться.

Речь о сути. Так что теперь возьмите и сравните “арку” и “ворота” - это разве сопоставимые термины?! В терминологии в употреблении слова надо быть очень точным.

Указанного типа подход к языку – верх несерьезности. Но она такая несерьезность продолжается уже почти 18 лет. И явно намерена продолжаться бесконечно долго. Казахским языком занимаются лица, вышедшие в основном из аульной и сельской глубинки и, прежде всего, по этой причине, считающиеся его большими знатоками. А та часть казахов, которая считается продвинутой и современной, в основе своей русскоязычная. Она в данном случае ведет себя отрешенно, как будто этот вопрос – проблема казахского языка – ее не касается. То есть с одной стороны – несерьезный подход к государственному языку со стороны самих основных носителей этого языка, а с другой – безразличие со стороны всех потенциальных его носителей. Эти два фактора вкупе и приводят к такому бедственному положению.

Вы посмотрите, сколько человек выучилось за границей со времени обретения страной независимости?! Послы, работники посольств и представительств, крупные банковские и финансовые работники, высокопоставленные менеджеры. А кто из них поработал на родной язык, на дело закрепления его государственного статуса и расширение его возможностей в сфере международных отношений?! Никто. А в Москве Борис Федоров, бывший министр финансов РФ, крупный политик и финансист и просто давно уже состоятельный человек, взял и составил громадный по объему англо-русский словарь финансовых терминов. Было время, когда его отправили в Лондон представлять Россию в Европейском банке реконструкции и развития. Оттуда он вернулся с этим фолиантом. Ему-то вроде это и не надо было совсем. Он уже к тому моменту был самоутвердившимся человеком, экс-министром финансов. Но Б.Федоров это сделал, хотя в сфере русского языка и без него хватает, кому заниматься таким делом. А наши люди ездят так, как Б.Федоров, но ничего не делают. А потом мы удивляемся: почему язык не продвигается?! А у нас такие граждане просто безразличны. Это – в лучшем случае. На словах они, конечно, за развитие языка, но ничего не делают для этого.

На каком языке мы должны общаться с узбеками?

Представьте, у нас Законом “О языках в Республике Казахстан” языком международных отношений объявлен казахский. Но как вы будете общаться с узбеками, украинцами на своем казахском языке, когда в нем нет сложившихся стандартных терминов, употребляемых в политике. Кстати, и на Украине, и в Узбекистане успешно складывается осмысленная система международных терминов. Работать без стандартов очень опасно. Приведем такой пример в подтверждение этого вывода. Когда Гамаль Абдель Насер совершал переворот, то ночью в самый канун события он отдавал приказы своим офицерам только на английском языке. Боялся того, что его могут понять не так, как надо. То есть ему нужен был четкий военный язык – английский или немецкий, где лингвистически отработаны конкретные ситуации, конкретные задачи.

То же самое и в международных отношениях – нужен четкий язык, четкий смысл.

Поэтому не удивительно, что мы с узбеками, украинцами до сих пор общаемся по-русски.