Такие книги не рекомендуется читать от корки до корки: достаточно взглянуть на переднюю и заднюю обложки, чтобы без аннотации понять, чему посвящена книга. Спереди – икона, утопленная в черном, словно иконописный эквивалент «Черного квадрата» Малевича, которая отражает тайну русской души. Сзади – фотография автора в девятимесячном – голеньком – возрасте с краткими биографическими данными: «Калитин Петр Вячеславович – профессор; доктор философских наук и осознавшийся: безумец – с 1961 года рождения».

Авторская морфемная манера философствования доводит до абсурда этимологическую аргументацию, широко распространенную в философии языка, когда смысл того или иного слова подчеркивается дефисным отделением корневого морфа от остальных частей. Калитинское письмо не поддается однозначной трактовке: диапазон определений разбросан от косномыслия до косноязычия. Игра в косномыслие оборачивается кентаврическим косноязычием, которое посредством ассоциативного сращения оставляет читателя на самом минимальном смыслоразличительном уровне – фонемном. Вот небольшой отрывок: «Что до сих пор составляет – исподнее – «интеллигентское» – ноу-хамство! – «всеедино-единой» – «абсолютистской» – «духовно»: смерд-я-щей – власти, которая как раз и нуждается – в аподиктически! – «кротких» – «новокрещенных» – «четвереньковых» – и в лучшем – эвфемистическом – варианте: в «таинственных» и «стихийных» – «объектах» – своего – с-ш-ут(ь)-овского и заклято-идолопоклоннического – познания России <…>».

Только на первый – поверхностный – взгляд такой стиль может показаться философическим бредом. Калитин перелагает жития русских юродивых на русском юродивом языке, заставляя классическую мысль помалкивать в дискурсивном углу. Несмотря на то что философия в XX веке стала крайне лингвоцентричной, проблема бессмыслицы в ней до сих пор не поставлена. Чтобы высказать бессмыслицу, необходимо отказаться от доминанты смысла, по возможности избежав вторичной семантизации, при которой смысл навязывается даже бессмыслице. Речь не идет о создании специального антиязыка, являющегося зазеркальным отражением естественного языка. Стилистические эксперименты Калитина позволяют означающим игнорировать означаемые: смыслы просто не успевают оформляться в языке, а сами означающие не подвергаются принципу «изначального опоздания», воплощенного в тютчевской строке «мысль изреченная есть ложь». Возможно, что авторская мысль прорывается сквозь словесный абсурд, однако ее онтологический статус от греха подальше оставить без вопрошания.

Тексты Петра Калитина – настоящая находка для творческой филологии. Михаил Эпштейн обнаружил бы в них множество примеров обыгрывания русского языка и его стилистических приемов. Калитин пытается юродствовать на языке философской терминологии, обнажая ее искусственный и технический характер. В результате мы получаем омонимично-паронимичный салат, конкурирующий с перформативным абсурдом – сюрабсурдом. Порой создается впечатление, что перед нами смысловой палимпсест, а если воспользоваться федоровской метафорой языка мысли, то – палимпсестный язык калитинского мышления, распадающийся, будто религиозный бред, перед Богом.

Можно предположить, что Калитин только потешается над проницательным читателем, загромождая его понимание языковым экзорцизмом. Правда, более рассеянно вчитываясь в его тексты, приходишь к выводу, что в них затруднено само непонимание, а бессмысленность пришпорена на пороге языка как дома бытия: «Да, столь тождественно-оборотническое и – «нравственно»! – «абсолютистски» – иде-т-альное – кумиротворение – «ест(ь)-ественно»: сс-ми-рр-енно и – язычно – за-является – самым лукавым: «христианственно»! – «любвеобильно»!! – самозвано: «благодатным»!!! – «просвещением» – в однозря-чно: по-лож(ь)-ительной – «натуре» – когда наше антропоцентрически: снобистское и не покаянное! – я = не-я – получает – уникальный – без кавычек: самобытный – и со-п-ли-псично: культ-урн-ый! – шанс – у-доб-р-ен-но и – намертво – укорениться! – в своей рабской и – абстрактно: цель-ной – у-гроб-е – с чистотной – «интеллигентски»– и нигилистически: обессовестнейшей! – «супер-совестью» – секуляризованной – считайте: благочестиво! – перед воплощенным и – сверх-обольстительно: очевиднейшим! – «позитивом»: «света» – «духа» – и без того четвереньковой – аминь: «общечеловечины»! – после – вместо – против! – Христа…»

Конечно, можно посетовать на то,Э что косноязычие косноязычию – рознь, сославшись на отсутствие глубокой мысли за подобными стилизациями. А можно усмотреть за этим прецедент косномыслия, автор которого не стесняется критической хулы и «слишком философского» недопонимания.