14:40 Оказывается, матюки в украинский язык пришли не из России | |
Госпожа Ставицкая, сохранились исторические сведения о том, как турецкий путешественник Эльвия Челеви посетил Украину в 1657 года и, признав богатство украинского языка, насчитал в нем всего четыре ругательства: «чорт», «дідько», «свиня» и «собака». Так откуда у украинцев взялись матюки? Он, может быть, не услышал этих слов... Глубоких экскурсов в историю я не делала... Собираюсь написать об этом книжку и на эти вопросы дам ответ. Мат в Украине На самом деле эта лексика идет еще с языческих времен. И откуда нецензурные слова взялись в украинском языке? Пришли от северных соседей? Да нет... Возьмите хотя бы гуцульские коломыйки... В российском влиянии их нельзя заподозрить. Но в них есть “крепкие словечки”. В Коломые на Западной Украине названия мужского и женского полового органа фигурируют чаще, чем, скажем, в центральной Украине, где влияние России было больше... Эта лексика была там с праславянских времен. От гуцулов я услышала такую пословицу: “На п*** світ ся держить”. Русинский эрос – гиперсексуальный. А Вы можете дать этимологию самых известных слов из этой лексики? Название мужского органа связано со словом “хвоя”... В разных языках она ассоциируется с острым, колючим предметом. Хвоя как колючка - этимон этого слова. Но на определенном этапе оно стало табуированным, ругательным настолько, насколько вообще является табуированной сфера телесного низа человека. Телесный низ человека в принципе доступен только ему самому. Как Вы считаете, почему современные писатели – Андрухович, Подервянский, Жадан – так активно прибегают к нецензурной лексике? Началось все с начала 90-х годов, когда произошли радикальные перемены в общественной, духовной жизни украинцев. Изменилась картина мира, изменились ценностные ориентиры. Если говорить о писательской среде, тот взрыв нецензурности был формой сопротивления официальному языку тоталитарного режима, этому официозу, массовому языку, деревянному языку, правильному литературному языку. С этой правильностью, непозволительностью расшатывания норм ассоциировался язык тоталитарного режима. Единый язык, единый режим, единая идеология... Когда это все распалось, антитоталитарные настроения распространялись, и писатель мог несвободе – и языковой, и духовной – противопоставить этот язык. Этот обсценный слой должен был презентовать модус вербальной свободы. Словоупотребление – как вызов, форма сопротивления. Употребление этого слоя языка служит лакмусовой бумажкой, которая высвечивает степень таланта писателя. Если ему ничего сказать, и он хочет эпатировать, привлечь внимание этими словами и нанизывает их через запятую, и такое произведение рассчитано на коммерческий успех, – это произведение-однодневка. Я прочитала очень много текстов. Банальные суждения мне не хотелось включать в свой словарь. Можно быть изящным в вульгарности и можно быть банальным, глупым до неприличия в абсолютно нормативном тексте. Применение обсценизмов должно идти в унисон с психологическими, драматичными моментами. Это всегда какой-то разлад человека с миром, с собой, с людьми. Это недовольство отношениями, это какой-то трагизм. Оно должно быть пропущено через сердце. Почему я читаю “Тайну” Андруховича, и у меня не вызывает отвращения эта лексика? Почему я читаю Жадана, и у меня нет отвращения? А у Кокотюхи это уже искусственно, это просто фактографическое отражение бандитских разборок или перебранки мужчины с женщиной... Это не тонкое жизненное наблюдение. А Подервянский, на ваш взгляд, употребляет эту лексику уместно и мотивированно? Мне очень нравится Подервянский. Его язык не вызывает отвращения. Я с ним говорила однажды по телефону, когда готовила жаргонный словарь. Мне нужно было уточнить некоторые семантические нюансы. Слово “пи***ти” в значении “бить”. Там была такая форма, что я сомневалась, как дать это толкование. Он очень был рад от того, что я уловила такой семантический нюанс и дал нужную информацию. Почему так получилось, что в других языках, например, в английском, вульгарные слова включены даже к учебные словари, а у нас их не найдешь даже в самом полном этимологическом?.. Мы отстали от Европы на 500 лет. Тот бум, когда это произнести, прочитать было классно, аттрактивно, смешно, Европа пережила 500 лет назад. Сам факт пиарного интереса к самому обычному лексико-географическому изданию – это уже показатель не очень здорового общества. На эти слова было жесткое табу. И мы не прошли этот путь эволюции к снятию табу. Есть очень высокое лингвоонтологическое напряжение между сакральным статусом нормы и профанным языком. Чтобы такое слово включили в словарь, оно должно тиражироваться. Политик может его сказать, появиться в газетах, на радио, телевидении, и оно уже просто перестанет резать слух. Но это значит, что оно снизит свое экспрессивное значение... В известной степени снизит. Оно станет таким, как сейчас “чорт” или “дідько”. Есть ли аналогии такого большого разрыва между нормой и профанной лексикой в других языках? Каждый народ имеет свое ругательство, свою традицию, свои табу. Эта проблема лексико-географической репрезентации – до сих пор очень сложна и деликатна. Это традиция общества. Демократическая Америка себе это позволяет, уже не викторианская Англия – тоже. В других странах это зависит от общей установки ученых. Такие слова можно не включать в общий словарь. Возможно, в тезаурус их можно включить... Специальные толстые или тоненькие словари все-таки существуют в большинстве языков. А их проникновение в литературный язык – это уже ситуативно. Меня волнует украинский контекст. До сих пор эти слова шокируют. Мне интересна эта лексика как фиксация среза украинской культуры. Мне интересно, почему у нас экскременторный элемент в большей степени выражен, чем сексуальный. То есть, извините, “лайна” больше, чем “трахания”? И почему же? Сейчас во многих странах “шит”-культура (то есть культура “гімна”, экскремента) доминирует над культурой секса. Она доминирует у немцев, они передали ее чехам, также это есть у латышей, французов, англичан. Существует теория, согласно которой для наций, отличающихся своей физической опрятностью, страшнее всего что может быть, – это экскременты. Назвать кого-то так или употребить вообще это слово – значит болезненно напомнить о самом плохом. У украинцев, возможно, преобладание “шит”-лексики среди ругательств тоже связано с опрятностью, а возможно, с другими факторами. Я хочу это исследовать. Если в российском варианте будет распространено про*бать, то в украинском будет про*рати. Еще третья – сакрум-культура. Например, у итальянцев самое страшное ругательство – оскорбить Богородицу. Но это все условное деление, чистых культур нет. Сейчас мы наблюдаем в украинских городах все-таки доминирование сексуального ругательства. Сексуальная культура очень развита у южных славян – сербов, болгар. Какое слово или словосочетание Вы считаете наиболее грубым? Существует ли такое слово, которое бы заставило Вас покраснеть? Меня ничего не может заставить покраснеть. А который Ваше любимое выражение? Для меня те любимые, которые я услышала абсолютно случайно и которых нет в русском языке. Мне нравится упомянутая поговорка о том, на чем мир держится. Еще выражение с Черниговщины: “У людей пи*ди стоять (коштують) ізби, а я свою зносила – ні випила, ні закусила”. А еще такое: “На х*я мені здалося на пи*ді чуже волосся”... Это я услышала абсолютно неожиданно. Говорила со своей очень давней подругой – в те времена после Оранжевой революции, когда Юлю сбросили с премьерства. Мы болтали, и я спросила, как она к этому всего относится. Она сделала паузу и выдает эту фразу. Она имела в виду, что ей надоела эта политика, ей это не нужно и она живет своей жизнью. Я была шокирована. Это было настолько смешно. Об этой своей любимой фразе я уже говорила в интервью. А комментаторы на одном сайте обвинили меня в том, что я искажаю выражение, мол, изначально оно значит, что женщине не нужен любовник. Но в потоке речи фразы меняют семантику. Они очень изменчивы, текучи, flexible, семантически мобильные, гибкие. Так, как я эту фразу услышала, так и зафиксировала. Кстати, в словаре “Український жаргон” я привожу синонимические ряды разного плана. Самій мощный синонимический ряд у слова “капець”, и очень мощный у “байдуже”. Какое-то такое пофигистическое время наступило. С одной стороны – “торба”. А с другой – пофигистическое отношение к жизни. Может, как форма психологической защиты против этой самой жизни... Вы сами употребляете эти слова в повседневной жизни или используете их чисто с научной целью?
Я никого не оскорбляла. Не кричала вслух эти слова. Не била посуду дома. Никому не звонила и не плакала. Когда я была очень зла на этот мир, у меня был спасительный якорь – я просто включала компьютер, выбирала самое крепкое слово, которое я не произносила, и хорошо-хорошо его лексикографически прорабатывала. Это был психологический катарсис. Составление было как болезнь. Я переболела и получила такой иммунитет, что сейчас употреблять такие слова нет необходимости. Как Вы относитесь к движению пуристов? Движения пуристов я не знаю. Есть люди с жизненной платформой “за чистоту языка”. Против заимствований... Но они выступают и против нецензурной лексики тоже… За нецензурной лексикой стоят глубинные философские категории. Всегда будет в человеческом мозге заложена агрессия как таковая. Человек агрессивен по своей природе. Его всегда что-то будет не удовлетворять в этом мире, что-то будет шокировать. В той или иной мере жизнь будет несправедлива к нему, или ему будет казаться, что несправедлива. Он вышла в деловом костюме на встречу, и его с ног до головы обрызгала машина. Можно представить его состояние. Спонтанно может вырваться ругательство в адрес водителя... Или состояние человека, у которого проиграла любимая футбольная команда. Какая будет реакция – зависит от самого человека. Я очень люблю такой анекдот. Еврей пришел к еврею шить брюки. Тот ему сказал придти через неделю. Пришел, а брюк нет. Пришел еще через неделю, снова нет. Пришел через месяц, ему выдают брюки. “А почему же так долго? – спрашивает мастера. – Бог создал мир за неделю, а вы шили брюки месяц”. На что тот ему ответил: “Посмотрите на этот мир и посмотрите на эти брюки”. Давайте смотреть на эти вещи трезво. Всегда будет у человека стремления интериоризировать эту эмоцию. Он может плакать, может молчать, может ударить кулаком, топать ногами, а может и вербально высказаться. Как можно искоренить ругательство? Да еще в устном языке? Для чего ставить такую задачу, которую нельзя объективно и перфектно выполнить. Уменьшить поток ругательства можно. Давайте изменим социально-психологические условия жизни. Что касается пуристов – это общество с репрессированной сексуальностью. Вы говорили, что по сравнению с пособием Джонсона Стерлинга “English as а Second F*cking language” Вы не пропагандируете эти слова. Но если у вас были разные цели, то результат вышел тот же: трактовка нецензурных слов. Для чего собственно Вы писали свой словарь? У Стерлинга это настоящее пособие по ругательству. Он пишет: многие люди ругаются, но они не знают, как правильно ругаться. И он берет и приводит слово, его правильную сочетаемость, что оно значит, когда употребляется. Но это фактически то же, что сделали Вы... Я нигде не говорю, что хочу, чтобы люди правильно ругались. Мой словарь не пропагандирует ругательства. Я комментирую лишь происхождение и значение этих слов. Словарь – это не пропаганда. Вот скажем, если бы вышел словарь греческо-украинского языка. Ну, кто на таком греческом будет говорить? Разве это пропаганда?
| |
|
Всего комментариев: 0 | |