Молодежь и взрослое поколение проявляют в наши дни все более живой интерес к изучению иностранных языков. Правда, пока усилия, затрачиваемые на его реализацию, растут медленнее, чем сам интерес. И все же можно утверждать, что в пропаганде изучение иностранных языков ныне уже не нуждается, почти не нуждается - оно стало естественным требованием.
Какой язык изучать? Выбор языка мы склонны определять не только широтой его приложимости, но и "легкостью" или "трудностью", относительно которых бытуют самые пестрые представления. Начнем с того, что общественное мнение делит языки на "легкие" и "трудные". Думаю, стоит проверить, верно ли подобное деление. Коль скоро мы выстраиваем языки по степени "трудности" с точки зрения их изучения, то при этом нам обязательно следует исходить из индивида, который, выбирая себе иностранный язык, такое построение делает. Иными словами: субъективное "кто изучает" значительно важнее объективного "что изучает".
Всякий учебный процесс с необходимостью базируется как минимум на одном субъективном элементе-на уже имеющемся запасе знаний, в случае изучения языка - на уже имеющемся языковом опыте. Начиная с пяти-шестилетнего возраста уже нет и не может быть такого сознания, которое было бы свободно от языковых предвзятостей, от сложившихся представлений о способе выражения. А имеющийся запас знаний, который, как правило, во всей его полноте не осознается, может освободить нас от затрат невероятного количества энергии на приобретение массы новых сведении.
Субъективно мы считаем новый язык тем труднее, чем больше в нем отклонений и чем меньше сходства (аналогий) по сравнению с родным языком или же с хорошо известным нам иностранным.
Г-н Мюллер, например, будет легко ориентироваться в шведском языке, потому что многие "колодки" (способы построения слов и фраз) его родного немецкого аналогичны или же идентичны с теми, на которых держится шведский, тоже относящийся к германской группе языков. А товарищ Кузнецов, вероятно, быстрее освоит болгарский или сербохорватский. Микумото-сан сочтет за детскую игру китайский язык, который, как и японский, пишется иероглифами.
То, что трудность или легкость языка понятие субъективное, будет еще очевидней, если подумать, что, изучая иностранный язык, мы склонны к экстраполированию, то есть к бессознательному, инстинктивному перенесению на изучаемый язык форм и средств родного языка. Потому-то уже достаточно хорошо овладевшие венгерским языком русские, поляки или японцы все же зачастую не умеют правильно пользоваться определенными или неопределенными артиклями, ибо ни в русском, ни в польском, ни в японском их нет вообще. А немцы или французы, например, исходя из употребления артиклей в своих языках экстраполируют особенности венгерского их употребления легко или значительно легче. Большое количество глагольных приставок, делающих венгерский глагол столь гибким (kifestette a falakat - выкрасил стену, befestette az ablakkereteket -покрасил оконные рамы atfestette a konyhaszekrenyt-перекрасил кухонный шкаф), не удивляет говорящих на русском языке, в котором система глагольных приставок разветвлена так же сильно, но ставит в ту пик француза, вынужденного для выражения нового характера или направления действия всякий раз прибегать к новому глаголу.
Причина субъективной легкости английского заключается в том, что, как известно, язык этот является сплавом на основе местного субстрата четырех языков - древнесаксонского, французского, латинского и греческого Так что говорящим по итальянски, по испански по французски, а также по немецки, по голландски, по швед ски, по датски, по норвежски есть что экстраполировать при усвоении английской лексики.
Однако экстраполирование заводит не редко и в тупик Совершая автоматический перенос слов и явлений известного языка на изучаемый, мы нередко впадаем в заблуждение и делаем грубые ошибки, усматривая аналогию там, где ее на самом деле нет В методике такое явление называется негативной трансфервнцией. Сходство может оказаться только внешним формальным - "ложным другом", поверив которому мы попадаем впросак.
Французская фраза "le chat dont Je dispose" говорит о наличии кошки, о кошке, которая у меня есть Лексически и конструктивно тождественная французской фразе английская "the cat I disposed of"- выражает смысл, прямо противоположный речь идет о кошке, которой нет, от которои я освободился.
Если наш знакомый, говорящий по испански, приглашенный в гости вместе с супругой, пришел один, объясняя, что жена осталась дома из за "constipado", не надо смущаться, слово это означает не за пор, как по английски или по-французски ("constipation"), а насморк, простуду. А если мы все таки смутились (embarassed, embarassee), то ни в коем случае не следует говорить, что "estamos embarazados", ибо по испански это означает "мы беременны".
Больше всего "ложных друзей" встречается среди международных слов.
Объективные трудности независимы от фактора "кто изучает", они скрыты в самом языке, присущи ему Несколько упрощая, эти трудности можно разделить на три группы.
По моему, язык тем легче, чем а) короче его лексические единицы, б) больше радиус действия языковых правил, в) резче языковые контрасты
Рассмотрим эти факторы по порядку
а) Главный недостаток агглютинирующих языков (то есть таких, в которых все грамматические связи выражаются через суффиксы "наклеивающиеся" (агглютинирующие) один на другой в конце слова)- большая длина слов Подтрунивая над венгерским, говорят о его "elorelathatat lansagokrol" (непредугадываемости) -в слове одна приставка, корень всего лишь три буквы ("lat") и пять (') суффиксов Баскский труден по той же причине, что и венгерский из за чрезмерной длины слов, которые на других языках раскрываются целыми предложениями "ponetikaikoaekin" - "вместе с тем, кто носит берет"
Я убедилась, что изучение и правильное употребление длинных слов особенно затруднено в том случае, если они образованы, точнее, если их приходится постоянно самим образовывать путем нанизывания суффиксов. Образованные таким образом слова схожи с крутым склоном, по которому взбираться значительно труднее, чем по лестнице.
Для образования составных слов требуется энергии меньше, ибо исходным материалом служат уже готовые слова. Длиннейшее немецкое слово "Lebensmitteleinzeihandelskaufmann" (торговец розничными продовольственными товарами) или часто упоминаемое как курьез английское слово "antiestablishmentarism" (антиэстаблишментизм - враждебная настроенность по отношению ко всякого рода учреждениям, институциям) требуют не столько грамматических знаний, сколько хорошо подвешенного языка.
Английский язык обычно считают нетрудным. Мне кажется, это из-за большого количества односложных слов. Из 266 слов речи Авраама Линкольна в Геттисберге 190 (71%)-односложные, в то время как в прозе Эндре Ади (поэт, классик венгерской литературы.-Л. Н.} односложных слов всего 35%, в романах Гезы Гардони (классик венгерской литературы.-Л. Я.)-37%.
В односложных английских словах наиболее распространенной является комбинация "согласная-гласная-согласная".
Когда на каких-нибудь лекциях или собраниях мне становится скучно, я развлекаюсь тем, что стремлюсь составить как можно больше английских "смысловых квадратов", то есть таких четырехугольников, у которых все четыре стороны, каждая из которых образована тремя буквами, дают существующие слова: bat pun cat a a i u a a nun not rip
Поиграйте сами! Это хороший способ закрепления словарного запаса, а то и его расширения, если вы включите в игру словарь или будете играть вдвоем, втроем или вчетвером.
б) Другую большую трудность изучаемого языка может представить малый радиус действия грамматических правил, Другими словами: языком овладевать тем труднее, чем меньше гарантий того, что уже усвоенное правило можно применить к максимальному количеству случаев. Чем больше радиус действия правил, тем больше возможностей прогнозировать, предугадывать правильность выражения нами каждой очередной новой мысли, что, естественно, значительно облегчает говорение или перевод.
Нащупывая новые языковые формы, мы не только экстраполируем, не только используем "колодки", "шаблоны" уже известного языка, но и интерполируем тоже: бессознательно пытаемся расширить приложение уже усвоенных моделей нового, только что начатого нами языка. Мы инстинктивно чувствуем, что если немецкое слово "der Mangel" (нехватка) мужского рода, то слова "Regel" (правило) и "Ratsel" (загадка) тоже мужского рода. К сожалению, род немецких существительных только по одному окончанию предсказать довольно трудно - слово "правило" все-таки женского рода.
Обмануть нас может не только фонетическое или графическое интерполирование, но и логическое тоже: из немецких слов, обозначающих столовые приборы, "ложка" мужского рода, "вилка" женского, "нож" среднего. Явление интерполирования имеет место не только при изучении иностранного языка, но также и у детей, осваивающих родной язык.
Стопроцентную прогнозируемость мы имеем только в искусственных языках, таких, как эсперанто, идо, и прочих. Из естественных языков максимальные возможности для интерполирования дают итальян ский, испанский, португальский. Род существительных в этих языках легко предсказуем: если оканчивается на "о", то мужского рода, если на "а", то женского.
Хотя в большинстве языков возможности лексического прогнозирования с помощью всего лишь пары правил очень невелики, все, изучающие иностранные языки, "болеют" одним и тем же - чрезмерной склонностью к экстра- и интерполированию. что нередко приводит к созданию несуществующих слов. Это очень часто используется юмористами. Чем дальше мы уходим от бытового, разговорного языка и чем ближе подходим к языку литературному (нормативному) и научному (специальному), тем больше результатов может дать экстра- и интерполирование, что, конечно, не относится к таким основополагающим в прямом и переносном смысле глаголам, как "быть", который является неправильным во всех языках.
в) За мою краткую преподавательскую и длительную карьеру учащегося иностранным языкам бесчисленное количество раз убедилась я в том. что отсутствие резких языковых контрастов, "бледность" языка чрезвычайно затрудняют его изучение.
Янош Юхас в своей замечательной книге "Проблемы интерференции" говорит как раз о тех трудностях, которые возникают в связи с восприятием и усвоением таких немецких слов, как Ergebnis (результат), Ereignis (событие) и Eriebnis (переживание). Кроме похожих по звучанию слов, всякий язык наполнен омонимами, словами совершенно одинаковыми по форме и разными по значению. Английское spring означает, например, "источник", "весна", "прыжок" и "пружина". Откуда при первом столкновении с ними знать, какое из значений выбрать? Подсказка в лексическом и смысловом окружении этих слов - в контексте. Смысловое окружение - лучший словарь и лучший учебник.
Что же касается японского языка, то его считают трудным из-за иероглифического написания. Те, кто, как я, посвятил изучению этого языка многие годы, знают, что главная его трудность вовсе не в этом, а в огромном количестве омонимов. У японского языка очень узка так называемая "фонетическая база": после согласной может идти только гласная, все слоги оканчиваются только на гласную (или же на "н"). Так что набор звуков, используемых для словообразования, очень невелик, отчего велико количество одинаковых по звучанию, но разных по значению слов. "Эйша", например,- это "казарма", "пловец" и "показ кино". А "вечная жизнь", "космический корабль" и "здоровая среда" переводятся одинаково: "эйсеи". Так что словосочетание "эйша но эйсеи" может означать одновременно "гигиену казармы". "фильм о космическом корабле" или "бессмертие пловца"! Но, конечно же, надо сказать, что эти фонетические омонимы обозначаются разными иероглифами, ведь японское письмо не фонетическое-оно фиксирует не звуки, а скрытое в них содержание. Это одна из причин того, что очень нелегко перейти японскому на латинский алфавит. Все сказанное о японском относится и к китайскому.
В результате бывает очень забавно наблюдать, как, представляясь, японец называет свое имя и если у него нет с собой его "о-мэйши" - "досточтимой визитной карточки", то, отвешивая глубокие поклоны, он обязательно чертит в воздухе быстрым движением указательного пальца иероглифы своего имени.
Однажды на практическом примере я сама убедилась в парализующем действии так называемой "гомогенной блокировки". затрудняющей усвоение сходных по форме слов. Случилось это в Берлине, я куда-то спешила и взяла такси, водитель попросил меня сосчитать от одного до десяти на всех известных мне языках и научить его.
Ему никак не удавалось правильно запомнить русское "три", английское "three", французское "trois", испанское "tres", он их постоянно путал с немецким "drei", но мгновенно запомнил совершенно ни на что не похожее венгерское "harom". Понятие гомогенной блокировки введено в психологию памяти венгерским ученым Палом Раншбургом, который, в частности, утверждал, что понимание слова облегчается сходством его с каким-либо другим известным словом, но то же сходство затрудняет его воспроизведение в памяти и в речи.
Поэтому, ставя вопрос "кто изучает?", необходимо учитывать и проблему "каковы запросы учащегося". Если целью является только пассивное узнавание, то сходства обязательно сыграют роль компаса для ориентации в лабиринте изучаемого языка. Носители немецкого языка, например, с радостью убеждаются и тотчас запоминают, что Kurort и в русском "курорт", но с огромным трудом привыкают, что ударение в русском слове падает на последний слог, а не "а первый, как в немецком. Что касается вопросов "когда трудно?" и "в каких случаях?", то это опять-таки проблема объективного своеобразия каждого языка в отдельности.
В связи с вопросом "когда трудно?" более всего вздохов сожаления вызывают те языки, в которых затруднения обнаруживаются в начале начал изучения. И чаще всего, если речь идет не о латинском алфавите, а, скажем, о русской, болгарской и монгольской кириллице, о корейском и вьетнамском слоговом алфавите, японских и китайских иероглифах. Особенно о последние разбилось уже не одно доброе намерение. Мотив, решимость должны быть в таких случаях особенно сильными, чтобы первые успехи стимулировали выдержку и волю учащегося и в дальнейшем.
Первоначальное уныние можно понять, ведь мы бываем склонны счесть непригодным для жилья и дом, если признаки неустроенности или недоделанности начинаются уже на первом этаже, чего ж в таком случае ждать на шестом.
По поводу комплекса вопросов "в каких случаях трудно" мне хотелось бы в очень краткой и упрощенной форме сослаться на ряд "очагов трудности". Список можно было бы и расширить.
а) Наибольшая трудность английского языка - разрыв между написанием и звучанием слова. Исследования по истории языка чаще всего объясняют лишь причину отклонения от правил, в то время как большинство изучающих язык не филологи, а просто лингвисты.
Лингвист (непрофессиональный) в моем понимании - это человек, который просто хочет знать один или несколько иностранных языков. Далеко не всякому из лингвистов интересно знать, что то, что буквосочетание "оо" иногда произносится как краткое "у" ("good"), а в слове "food" как долгое "у", при том, что в "blood" звучит уже как "а", есть результат развития, пройденного английским языком от XIV-XV века. Неинтересно ему, возможно, и то, что всякое развитие происходит по определенным законам, а всякие законы имеют свои отступления, обусловленные тем-то и тем-то. Хотя, должна заметить, знание законов становления той или иной формы лучше помогает ее усваивать на практике.
б) Русская грамматика сложна, но причудливая, гибкая система ее правил, понятий, категорий и парадигм доставит каждому, кто готов углубиться в нее, почти эстетическое наслаждение. Однако есть в ней такая область, где не поможет никакое интерполирование: правила об ударении в русском слове. Трудно понять, что, несмотря на всю схожесть в написании трех слов "золото", "болото" и "долото", они несут различные ударения. В этом смысле не могут нарадоваться те, кто изучает, например, чешский и венгерский языки: силовое ударение в них всегда на первом слоге. Таким образом, следующие друг за другом слова не сливаются: ритм ударений служит как бы предупреждающей надписью: "Внимание! Следует новое слово!"
Речь - это визитная карточка целого народа. Не раз приходилось "коченеть" нам, переводчикам, от головокружительного речевого ритма жителей жарких климатических поясов - испанцев и латиноамериканцев; медленная речь в этих странах- признак индивидуальный, в то время как в Венгрии, России, Германии, Швеции и Других менее жарких странах индивидуальным признаком служит речь быстрая. "Климатолингвистика" (теория, пытающаяся связать особенности языка с климатом страны) как наука несостоятельна, гоговорят специалисты. Жаль. Так хотелось бы знать, почему петушиное "ку-каре-ку" превратилось на туманном Альбионе в "кок-э-дудл-ду", венгерское "циц-циц" и "куруть-куруть" в России обернулось соответственно "кис-кис" и "ква-ква-ква". Или, например, почему в Италии звучание общероманских слов "отглажено и отполировано" до предела. Но я верю профессиональным лингвистам, что "директор" стал в итальянском "диретторе", а "текстиль" - "тессиле" не потому, что в Италии климат мягче, чем в других романских странах.
в) Трудность или легкость языка сильно зависят от его диалектальной гетерогенности или гомогенности соответственно. Историки знают, почему так велика разница между кастильским, леоно-галисийским и каталонским диалектами испанского (которые многие ученые склонны, впрочем, считать самостоятельными языками), между палермским и римским диалектами в итальянском, саксонским, баварским и североморским в немецком. Они могут объяснить, что с "московской" речью мы прекрасно можем обойтись без риска не понять или оказаться непонятыми на протяжении всего гигантского пространства СССР-от Минска до Владивостока. Вариантов же китайского языка имеется столько, сколько провинций в этой большой стране. Я ничуть не сомневалась в правдивости рассказа моего тянь-шаньского знакомого, который поведал мне, как однажды в другой провинции пришлось ночевать ему чуть ли не под мостом, потому что он никому не мог объяснить, что ищет гостиницу или комнату. Нечто вроде этого есть и в английском (не только географические, но и классовые различия), да такие, что иногда просто отчаиваешься.
г) Возможно, с этим связан, но только в обратном смысле, тот факт, что готовность взять на себя труд понять плохо говорящего на каком-либо языке в разных странах тоже разная: англичане с признательной терпеливостью относятся даже к тем, кто по-английски практически и не говорит, а французы считают искажение иностранцами их прекрасного и неповторимого языка чуть ли не личным оскорблением.
Так что, если мы хотим избежать ошибок, порождаемых чрезмерными огульными обобщениями, к вопросу о легкости и трудности языков следует подходить более дифференцированно. При вынесении суждения надо исходить из большего количества факторов, чем это бывает принято. В своей статье я попыталась охарактеризовать лишь некоторые из них.
Целью моей было просто показать, что, хотя изучение языка и требует упорного труда, нет такого языка, в котором для стремящегося к знанию не было бы чего-то знакомого.
Вы верите, что всего за несколько часов можно понять, как поставить правильное произношение, не изучая долго и нудно теоретическую фонетику, а всего-лишь поймав "фокус" языка?
Вы верите, что за несколько часов можно понять всю систему английских времен, которую безуспешно учат годами в школе, институте или на курсах?
Вы верите, что вместо скучных учебников можно заниматься по Вашим любимым фильмам и сериалам, испытывая при этом восторг и наслаждение от занятий английским?
Мы не только верим, а и твердо убеждены, так как уже сотни людей прошли по этому пути и поделились с нами своми успехами и достижениями!
И мы верим в Вас, потому что Вы легко научились говорить на языке, который на порядок сложнее английского!
Поэтому более простым и логичным английским Вы овладеете гораздо быстрее и легче! Конечно,если будете делать это правильно, естественным путем - моделируя носителей языка. Руководствуясь при этом не громоздкими правилами, а простыми и понятными визуальными моделями!
Получите бесплатно материалы - подпишитесь на рассылку!
Получите результат немедленно - приступайте к занятиям прямо сейчас!
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
Главная страница 
Молодежь и взрослое поколение проявляют в наши дни все более живой интерес к изучению иностранных языков. Правда, пока усилия, затрачиваемые на его реализацию, растут медленнее, чем сам интерес. И все же можно утверждать, что в пропаганде изучение иностранных языков ныне уже не нуждается, почти не нуждается - оно стало естественным требованием.
