КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ЛИНГВО-ДАЙВИНГА.

Лингво-дайвинг - этот термин придумался у меня при очередных расспросах: каковы ощущения, вызываемые знанием нескольких десятков современных и древних языков? Действительно: погружаясь в глубину очередного языка, находишь жемчужин и причудливых кораллов больше, чем ожидал. (Морские аналогии мне приходилось также слышать от германских лингвистов. Они говорят об особенности построения немецкого предложения так: "Немец ныряет в пучину своей фразы и, проплыв с задержкою дыхания под словесными волнами, выныривает на другом берегу с глаголом в зубах!"). Однако даёшь себе слово: при следующем погружении непременно захватить с собою гарпунное ружьё с сонными ампулами - чтобы максимально близко разглядеть нередко хищноватые особенности смысловой структуры языка, в толще которого учишься плавать! В качестве ружья мне удобнее всего использовать постоянное сравнение эмоционально-смысловых красок этого нового для меня языка с многоцветьем высказывания (и думанья!) на языке родном или (что ещё эффективнее!) - уже освоенном иностранном. Но и ружьё довольно скоро перестаёт быть нужным: обнаруживаешь, что не только понимаешь речь обитателей принявшей тебя лингво-бездны, но и они прислушиваются к твоей, всё чаще откликаясь на приглашения погостить в аквариуме привычного для тебя наречия. Следующее чувство здесь - в тебе бутонообразно распускаются жабры для того, чтобы буквально дышать этим языком. Но в то же время для встреч с неиссякаемыми непредсказуемостями любого языка растёт твой гардероб специфических скафандров - умений облачаться в логику мышления народа-носителя языка. И тогда даже самые редкие фразеологические обороты и идиомы - эти поистине глубоководные аборигены лингвистических омутов - согласятся тебя покатать на себе по-дельфиньи. Не случайно, наверное, библейская история-мидраш о пророке Ионе, попавшем во чрево кита, всегда представлялась мне неким метафоросотканным аквалангом ныряльщика в языки. Он не опасается быть проглоченным ими: ему это даже на руку! Изучив этих лингвозавров изнутри, он легко найдёт путь как наружу, так и к новым языкобестиям.
Может показаться, что приступать к освоению языка с весело-увлекательных идиом и житейских слэнговых курьёзов - всё равно, что начинать обед со сладкого десерта, отбивая аппетит к основным блюдам. Но в том-то и дело, что такой десерт лишь "овкуснит" ваше путешествие по лестницам, залам и галереям грамматического здания: в каждой из них вы набредёте на нежданное деликатесное угощение! Жюль Ренар (1864-1910) замечал: "Больше всего мне нравятся пирожные, вкус которых хоть немного напоминает простой хлеб". Если под последним подразумевать грамматику, то вы увидите, каким лакомством она может обернуться. И во многом - благодаря восприятию её как инопланетного пейзажа при постоянном сравнении с ландшафтами родного вам мира. "Благодаря языку мы чувствуем родину краями наших губ" -- писал Конфуций.
Проиллюстрируем занимательность сравнительной идиоматики, перечислив вспоминающиеся навскидку эквиваленты русской поговорки "после дождичка в четверг" и/или "когда рак на горе свиснет": в латышском - "когда отелится моя сдохшая в прошлом году корова"; в немецком - "когда собаки залают хвостами"; в туарегском - "когда верблюдам надоест выдавать свои спрятанные крылья за горбы"; во вьетнамском - "когда рис научится вырастать на спине буйвола"; в тибетском - "когда скалы согласятся стать мягче облаков"; в бенгальском - "когда обезьяна поклонится брахману"; в лангедоке - "когда из луны вылупится рыба"; в маори - "когда лодка споткнётся об отражение рыбака в воде"; в бауле - "когда паук соткёт накидку прямо на моём теле"; в фарерском - "когда льдину удастся поджарить"; в ючитэ - "когда конь запряжёт наездника"; в юкагирском - "когда мхи зацветут оленьими рогами"; в венгерском - "когда моя старая шляпа придёт к священнику на исповедь"; в каталонском - "когда куры начнут высиживать котят"; в арамейском - "когда солнце попросит у меня мой костёр, чтобы согреться"; в аварском - "когда порог моего дома научится приветствовать входящих"; в суахили - "когда пески утолят жажду раздумавшей течь рекой"; в японском - "когда меня обнимет моя дочь, зачатая лучом луны в стебле бамбука"; в пушту - "когда окрестные барханы зайдут ко мне попить чаю"; в кечуа - "когда речные камни отправятся на водопой к берегу моря"; в албанском - "когда неумело поджаренная курица обыграет повара в игре в собственные кости"; в инуите - "когда льды станут легче облаков"; в болгарском - "когда зазнавшаяся свинья в жёлтых шлёпанцах на грушу вскарабкается"; в греческом - "когда на смоковнице созреют золотые драхмы"; в хопи - "когда сила, создавшая человека, раскается в содеянном"; в валлийском - "когда угли из очага попросят поделиться с ними обедом"; в шайенне - "когда стебли травы, брошенной в костёр, выпрыгнут из него и начнут вспахивать озеро"; во фламандском - "когда соседский пёс с похмелья посватается к моей домашней кошке"; в малагасийском - "когда лемур выкрикнет имя вселившегося в него духа человеческого предка"; в итальянском - "когда мы будем засыпаны августовским снегопадом"; в лардиле - "когда рыбы начнут ловить людей"; в табасаранском - "когда камень в стене моего дома объявит себя хозяином дома"; в эвенкийском - "когда стрела полетит оперением вперёд"; в сонгай - "когда хворост в костре вспотеет так, что зальёт огонь"; в алакалуфе - "когда летящее копьё прокричит зверю: спасайся!"; в бурушаски - "когда морская вода станет пресною, чтобы полить мой сад"; в гавайском пиджэн - "когда медузы заменят стюардесс"; в йоруба - "когда птицы притворятся недозревшими плодами засохшей лианы"; в каталонском - "когда вернётся Гауди и достроит собор Святого Семейства"… А в наречии жителей острова Таити до сих пор бытует оборот, образовавшийся в конце 19 века, когда там поселился художник Поль Гоген: "когда Гоген налоги заплатит".
Подчеркну: буквальное переложение идиом с одного языка на другой предстаёт сколь забавным, столь и весьма действенным дидактическим приёмом. Вспоминается рассказ моего приятеля, известного радиоведущего русской службы Би-Би-Си Севы Новгородцева: "Как-то раз по одной улице в Лондоне впереди меня шли двое. Вдруг один из них чихнул. Другой ахнул: "Тю! Як же ты швыдко хлад спымав!", что по-украински: "Ой! Как же ты быстро холод поймал!". Это была калька с английского оборота "to catch the cold" - "простудиться", но как же музыкально и свежо она прозвучала!".
В конце 1970-х годов в Гарвардском университете (США) была предпринята попытка испытать логику компьютера на "осмысливание" идиомы. Выбрали "out of sight, out of mind", что соответствует русскому "с глаз долой - из сердца вон". Предок искусственного интеллект "разжевал" две эти половинки по отдельности: "out of sight" - "вне поля зрения"; "out of mind" - "вне разума". И выдал своё истолкование человеческой зауми: "Невидимый идиот"…
На компьютер смешно обижаться за то, что он спутал "алгебру с гармонией", но у него начинают брать уроки люди. Пример тому мне встретился в одном американском справочнике по русской фразеологии. В нём народная песня "Ах вы сени мои, сени…" в английском переводе читалась "О, вестибюль мой, вестибюль…", а смысл вызывающего гнев феминисток "баба с возу - кобыле легче" разъяснялся так: "После того, как женщина покидает транспортное средство, у него появляется шанс значительно повысить скорость". А в 1920-е пролетарскими переводчиками предлагался обновлённый русский вариант "Собора Парижской Богоматери" В. Гюго, в оригинале - "Notre Dame de Paris". Вышло: "Наша дама из Парижа"!.. Достойным эпиграфом для коллекции таких случаев может служить давно "опоговорившаяся" реплика из кинофильма "Суета сует". На упрёк супруги: "Ты столько лет прожил в Москве, а говорить по-русски правильно не научился", герой Ф. Мкртчяна парирует: "Русский язык очень богатый, а я - человек бедный!..". В связи с этим вспоминается сцена, разыгравшаяся на берегу пруда одного из московских лесопарков в начале 1980-х и ставшая лингвистическим анекдотом.
Некий подгулявший кавказец оступился в воду и, топчась на отмели, решил позвать на помощь прохожего, но, будучи не в состоянии вспомнить русское "тону!", выдал следующий эвфемизм: "Эй, дарагой, пасматры: паслэдний раз купаюсь! Абидно, да-а-а?..". К тому же времени относится возникновение полу-шуточной загадки на сообразительность: как по-грузински сказать "здесь и сейчас"? Ответ: "тут и тэперь"!
Из научных курьёзов вспоминается недавний опыт перевода рок-н-ролла "Blue Suede Shoes" ("Голубые замшевые туфли") из репертуара Элвиса Пресли на шумерский язык. Там они превратились в "сандалии лазорево-небесной кожи". Перевод сделал профессор Хельсинкского университета Симо Парпола - давний поклонник этого песенного жанра, поэтому вышло очень эквиритмично: припев "Do anything that you wanna do, but uh, uh honey, lay out off my shoes!" ("Делай что тебе угодно, дорогая, но держись подальше от моих туфель!") по-шумерски звучит: "Nig-na-me si-ib-ak-ke-en, e-sir kus-za-gin-gu ba-ra-tag-ge-en!".
Существует особая "порода" идиом, чьё появление спровоцировано встречей событий, далеко разбросанных во времени: словно одна из реалий наших дней, набредая на случай из давно ушедшей эпохи, хватает его и превращает в экзотическую деталь своего костюма. В нём красуется, например, слово-смысло-блок по имени "Гуантанамера". В среде испанских моряков времён Конкисты (1-я половина 16 века) ходила поговорка: "El guante no mar" - "В перчатках моря не узнаешь". Постепенно на восточной оконечности острова Куба сложился посёлок мастеровых, где корабли вставали на ремонт. Тогда-то в испанское выражение и влился словооборот из языка местных индейцев-карибов: "Гуата-ни-манэ" - "Место, где чинят лодки". Происшедшее смысловое обогащение сформировало широко известный ныне топоним - Гуантанамо, обозначающий американскую военную базу на Кубе. А одна из самых светлых и праздничных песен в мире - "Guantanamera" - "Девушка из Гуантанамо" посвящена молодой кубинке, работающей у американцев не только уборщицей или официанткой…
Другим смысло-временным перевертнем стал поп-рок-хит группы Smokie "Living next door to Alice" - "Живя по соседству с Эллис", появившийся в начале 1970-х годов и не утративший популярности до сих пор. В происшедшим с ним повинен рассказывающий эти истории.
На начало 1980-х пришёлся один из пиков эмиграции из СССР в США. Я провожал одного своего собрата по музыкальным пристрастиям. Вдвоём читая сборник статей по истории Штатов, мы обнаружили, что в 1907 г. в Нью-йоркской гавани на острове Эллис был построен фильтрационный пункт для иммигрантов. И у нас возникла ироничная идея: объявить название спетого Крисом Норманном посвящения некой Эллис синонимом положения новоприбывших! Спустя некоторое время приятель написал мне, что новое наполнение фразы приживается - как и заброшенные через него в компанию американских поэтов мои неологизмы-кентавры (называю этот стиль "муфтолингва"): "It's braining!" (brain [головной мозг] + it's raining [идёт дождь] = "ливень идей!") и "I'm Chinghizkhungry!"(Чингисхан + I'm hungry [я голоден] = "зверски хочу есть!"). Получилось невольная контрабанда авторской идиоматики!..
Впрочем, в самих Соединённых Штатах разговорный "Ameringlish" мгновенно схватывает брошенную кем-то фразу - и она становится новой идиомой или поговоркой, или как минимум - визиткою яркого историко-политического периода. Так, после инаугурации в 2001 г. Дж. Буша-младшего, один из обозревателей усмехнулся: "Недавно президентствовал Дж. Буш-отец. Теперь в должность вступил Дж. Буш-сын. Ликуйте, американцы! Не за горами день, когда президентом станет Дж. Буш-Святой Дух!". А когда в середине 1980-х в США началось неофициальное возведение пышногрудых блондинок в ранг одного из национальных символов, то к традиционной здравице "God bless America!" ("Боже, благослови Америку!") добавилось пародийное "God breast America!" (нечто вроде "Боже, обюсти Америку!").
Не менее яркие артефакты можно увидеть в репликах героев американского мультсериала "Simpsons". По рассказам его создателя, Мэтью А. Грейнинга, актёр Дэн Касталланета, озвучивавший Гомера Симпсона, воспроизвёл звук, помеченный в сценарии как "недовольное ворчание". Получился "присвист-с-подмигиванием": "D'oh!", вошедший в американские междометия. Знает ли актёр, что очень похожее слово есть в языке индейцев навахо и означает "чокнутый"!.. Да, американский английский и нынешний виток эволюции русского смотрятся как ментальные кузены! И - как коллеги по лингво-дайвингу…
Осенью 1988 г., совершая поездку по Болгарии, я жадно "пил" этот язык - единственный из славянских, оперирующий артиклями. Начал с надписей на вывесках: "Книжарница" (книжный магазин), "Сладкарница" (кондитерская)… А над входом в магазин грампластинок прочёл: "Грамофони плочи". И невольно заметил: "Но не естественнее ли для вашего языка говорить "дискарница"?". Мои болгарские друзья восторженно зааплодировали.
Когда в той же поездке я впервые услышал слово "барбекю" и отведал это блюдо, мне захотелось узнать его происхождение. Выяснилось: оно - из языков карибских островитян и означает "решётка" ("barbakoa"). А в австралийском английском шашлык из кенгуру именуют "барби". И на основе всего этого у меня сложилась очередная авторская идиома: "Barbie-Q" ("Барби-Кью") - по аналогии с IQ, как в США принято называть "коэффициент интеллекта". Получилось: "интеллект на уровне куклы Барби".
Летом 2002 г. мы с товарищем по искусству - музыкантом и психологом Димитрием Хохловски возвращались из Санкт-Петербурга, где участвовали в арт-фестивале. Димитрий рассказывал о своём пути к изучению языков через лингво-перформанс. Сначала он расширяет ассоциативно-смысловой спектр общеизвестного слова, а затем вкладывает в него непривычные значения, навеянные звучанием, и тут же пытается проинсценировать их. Например, слово "шалунья" у Димитрия истолковывалось и как разновидность яично-овощной запеканки, и как танец, родственный тарантелле. Мы немедленно решили продолжить этот словарь совместно, предположив, что тамбурин - это не только ударный музыкальный инструмент, но и сорт забывчивости проводника (тамбур-IN), мешающей ему принести в купе заказанный пассажиром чай. А когда я поймал пальцами мотылька-совку, бившегося об оконное стекло, и направился в тамбур со словами: "Пойду, выпущу на волю ночную бабочку", Димитрий восхитился: "У тебя получилось подобие кальки с какой-нибудь дальневосточной идиомы, означающей намерение поскорее стряхнуть с себя остатки сна!".
Семью годами раньше, мы вместе с известным художником Германом Виноградовым участвовали в арт-фестивале в Царском Селе. Придя после выступления в номер отеля, я включил настольную лампу с широким круглым абажуром - и она пронзительно осветила комнату. Герман воскликнул: "Вилли, скорее выключи её: не надо гестапировать пространство!", произведя новое словечко от ассоциации с допросом в гестапо, где подследственных психологически ослепляли похожими лампами. Так стихийно родилось на редкость ёмкое обозначение крайнего неуюта.
Приведённые выше "экспонаты" могут служить, как показала практика, не только занимательными курьёзами, но и дидактически-игровыми приёмами, помогающими пробить первую брешь в подходах к постижению языков посредством участия в дальнейшей эволюции этих языков. К тому же, такие "незаконнорожденные" идиомы - исключительно эффективные тренажёры для лингво-дайвинга, из-за чего я прозвал их "идиомутами".
Подобные смыслосплавы известны с древности. Из специально созданных самый знаменитый - слово, придуманное богатым римским покровителем искусств Гаем Цильнием Меценатом, чьё имя стало нарицательным. Ко дню официального провозглашения Августа Октавиана императором Рима (1 августа 710 года от основания Города или, по нынешней хронологии, 1 августа 43 г. до н.э.), Меценат преподнёс аббревиатуру "aera" - "ab exordio regni Augusti" ("от начала царствования Августа"), произносимую как "эра".
С конца 15 века европейские естествоиспытатели снабжали сведения, экспериментально ими не подтверждённые, оговоркою "Non testator" - "Не проверено", или просто писали "NT", что звучало как "энте". Это совпало с немецким "Ente" - "утка". Так образовалась идиома, означающая проникновение в печать недостоверной информации - "газетная утка".
Из смысловых агглютинаций, сложившихся постепенно, наиболее классическим кажется "карнавал". Этот весёлый термин - плод слияния латинских "Carne vale!" - "Да здравствует плоть!", и "carrus navalis" - "корабль дураков" (буквально: "повозка, подобная кораблю"; кстати, отсюда - название модели венгерских автобусов "Ikarus"). Собственно, это и есть два контекстных стержня всемирно любимых праздников.
Редчайшим неологизмом-агглютинатом (т.е. словом, появившимся при "слипании" частей других слов: по-латыни "agglutinare" - "склеивать") можно считать определение собственной национальности, изобретённое чемпионом мира по гольфу Тайгером Вудсом, в ком течёт кровь африканцев, тайцев, белых, китайцев и североамериканских индейцев: Caucasian + black + Indian + Asian = "Cablinasian". Спортсмен явно думает не слово-блоками, а мыслеобразами; от рода занятий это не зависит. Вспомним одно из откровений Альберта Эйнштейна: "Слова, как они пишутся или произносятся, не играют никакой роли в моём механизме мышления. Психические реальности, как элементы мышления - это знаки или образы переменной ясности. Сами же слова не без труда подбираются на следующей стадии установления связи между такими элементами и вырастающими из них логическими понятиями".
Сомерсет Моэм назвал идиоматику "костяком языка". Мне же думается, что грамматический строй можно уподобить костно-мышечному основанию языков, а джунгли идиом - это их нервная и кровеносная системы. Временные же склонения видятся органами чувств. Сколь же они многомерны у хтачингу - исчезающего языка-изолята (Зап. Африка), оперирующего 18-ю прошедшими временами, 23-я настоящими и 41-м будущим!.. Или - вымирающий язык одного из племён Австралийского Барьерного рифа, гуугу-йиммитхирр. Около 700 человек, изъясняющиеся на нём, используют не только почти вшестеро большее количество частей света, но каждую из них окружает стайка специфических времён, взаимослияния которых дают начало новым временным ответвлениям. Чуть более ста человек насчитывает народность чоланайкенов, живущих в Слоновых горах индийского штата Керала. Их язык - изолированный, и содержит невиданное в остальных земных языках количество определений взаимосвязи живых и умерших, столь же привычной для этих индийских "индейцев", как для нас - телефон и Интернет. А цветовая палитра языка йели-днье (о. Россел, Папуа-Новая Гвинея)? Там оттенки-перепады между красками, изменяясь, увлекают за собою и грамматические времена. Думаю, уместно вспомнить постулат философа-культуролога Георгия Гачева: "Национальный склад мышления материально закреплён в словесности народа". Учёный считает, что при переводах рождается "взаимное дразнение языков и культур, образуя заусеницы, при контакте задирающие друг друга". В этом случае и переводчик, и просто изучающий должны стать виртуозами лингво-маникюра: так легко исцарапать причудливые раковины языковых структур, а потом сетовать на их непроницаемость! По словам американского языковеда Чарльза Хоккетта, языки различаются между собою не столько тем, что в них МОЖНО выразить, сколько тем, что в них выразить ЛЕГЧЕ (т.е. естественнее).
Создать универсальный рецепт полиглотства пока не удаётся: с одной стороны - из-за глубоко угнездившегося страха перед запоминанием больших объёмов незнакомых слов (психологи называют такого рода боязнь "инграммой-запечаткой"), с другой - по причине опасения осваивающего язык показаться смешным при попытках произносить непривычные речевые конструкции (и потому они так и остаются на стадии каркаса, превращая намерение изучить язык в вечный недострой!). Невольно вспоминается определение языка, данное журналистом Власом Дорошевичем (1864-1922): "Ключ от собственной тюрьмы, который каждый носит при себе". Но неужели так трудно переключить себя на осознание языка, соответствующее дефиниции Антуана де Ривароля (1753-1801): "Медаль, которую отчеканила история". Так почему бы не получать награды от истории за освоение очередных языков?..
Есть и третий, чуть ли не самый разрушительный фактор: воинствующее нежелание дипломированных лингвистов-преподавателей прислушаться к опыту дилетантов-"мутантов", ставших полиглотами в силу различных жизненных обстоятельств. Официальные специалисты, считая себя кем-то вроде касты верховных священножрецов, косятся на стихийных собирателей языков как на подозрительных чернокнижников, шаманов, обвиняя их, выражаясь по-Набоковски, в "гносеологической гнусности". Или, сравнивая себя с искусными врачами, именуют полиглотов-самоучек "знахарями-неучами". В число последних давно включён и автор данного эссе. Что же, кладбища нередко пополняются благодаря усилиям именно профессиональных врачей, тогда как иной народный целитель успевает иногда поймать пациента, уже занёсшего ногу для шага в могилу!.. Смею свидетельствовать об этом, имея официальное образование врача. И не могу не процитировать Станислава Ежи Леца: "Да, Ноев ковчег был построен дилетантами. Зато "Титаник" создавали профессионалы!..".
"Истерика ума" -- так называет подобную реакцию спецов с дипломами создатель уникального пространства межъязыковых вибраций "БИКАПОния Небесного Леса" Герман Виноградов. Его дополняет московский живописец-геометрист Александр "Сан-Сан" Карасёв: "Диалектический экстаз" (не удержусь от прочитывания этого слова как "экс-таз", т.е. "таз прохудившийся и потому уже бывший"). Я же в таких случаях привык выносить диагноз: "ортодоксальное самоскелетирование". Те, кому он адресован, смахивают на героя анекдотной эпопеи - Василь Иваныча. Когда его ординарец вернулся из лётной школы на аэроплане и начал было объяснять устройство самолёта лихому комдиву, тот воскликнул: "Слушай, Петька, ты еньтими словечками мне мозги не решети! Ты сразу сказывай: куды тут седло надевать?..". И в голове снова звучит замечание Станислава Ежи Леца: "Есть люди, даже в молчании которых встречаются грамматические ошибки".
Мы коснулись столь невесёлой грани языкознания не только потому, что в рассматриваемой области у пишущего эти строки, что называется, накипело. При всём моём уважении к профессиональным лингвистам их "цеховая ревность" к колющим глаза дилетантам, игнорирование феномена стихийного полиглотства, зашоренное стремление сразу получить сухой методический экстракт без "воды", отмахивание от биографических деталей человека, сделавших его ходячей библиотекой словарей - все эти компоненты проф-высокомерия лишают их перспективы сделать немало замечательных открытий в избранной ими области знаний. На протяжении многих веков всё это не способствовало дружбе людей с языками, приучив смотреть на полиглотов как на пришельцев из иных измерений - зачастую с вытекающими отсюда горькими последствиями для этих "пришельцев", вынужденных становиться "ушельцами"…кто успевал, конечно. За пролетевшие столетия ситуация практически не изменилась. Неприязнь и отторжение профессионалов продолжает проявляться в более или менее буйных формах, а "ушельцы", в самом мягком случае награждаемые титулом "сектантских гуру", пробуют в меру сил вести изыскания дальше, время от времени делясь своими находками с теми, кто выказывает доброжелательный интерес.
Эталоном болезненно недоброго интереса для меня навсегда останется особое внимание к моей "языкастости" полковника особого отдела воинской части, куда я прибыл вместе с другими призывниками в июле 1984-го. В то время в моей обойме насчитывалось лишь шесть языков. Воображение гипертрофированно бдительного чекиста не позволило ему представить овладение даже такой горсточкой языков, разве что "на спецкурсах для подрывной антисоветской работы". Мне было предложено в этом "сознаться". Сделай я это, пришлось бы продолжать срочную службу в дисциплинарном батальоне, где возможность выжить подчас меньше, чем на войне. И я решил "спастись" на войне: подал рапорт о зачислении в один из дивизионов 40-й армии, воевавшей тогда в Афганистане. Так мне удалось избежать моего мини-37-го года: достаточно оказалось 84-го, материализовавшегося из названия знаменитого романа Дж. Оруэлла!.. Жаль, что не знакомы мне были популярные аналоги специфических терминов, которыми я попытался было объясниться - и только усугубил ситуацию,,,
Олжас Сулейменов - поэт и исследователь древних письменностей Евразии - в своём фундаментальном труде "Язык письма" (1998 г.) отмечает: "Физика и математика нуждаются в специфическом языке. Гуманитарные же дисциплины и особенно языкознание такое подражание "серьёзным наукам" попросту губит. Складывается впечатление, что лингвистика, утратив цель - исследование природного слова - всю свою энергию употребляет на создание искусственной цеховой речи. Толстенные словари лингвистических терминов по объёму превосходят словари иных живых языков. Очень удобен этот стиль, но наукообразие не заменяет науку. Платон и Аристотель писали ясно. Иные диссертации, посвящённые их трудам, прочесть возможно, но уразуметь их смысл так же трудно, как содержание этрусской "Книги мёртвых" на полотне, обмотанном вокруг мумии". Трудно не вспомнить не-совсем-шутку, которую я однажды услышал от одного нейрохирурга: "Латынь можно считать мёртвым языком ещё и потому, что чем больше на ней разговаривают врачи, тем меньше шансов у пациента остаться в живых!".
О похожем положении дел пишет и известный отечественный филолог-арабист Н.Н. Вашкевич, разработавший концепцию и методологию симии - науки о сокрытых значениях слов, изучающей причинные связи между знаками и вещным миром, а также об их влиянии друг на друга. Учёному также пришлось неоднократно натолкнуться на клинически агрессивное отторжение коллегами его идей. Н.Н. Вашкевич считает, что беда современной школы состоит в абсолютном непонимании, до какой глубины изучать предметы, а во многом - в ложно истолкованной этимологии слов. Многократно подписываясь под этим утверждением, уверен: исследуя новые подступы к языкам, несерьёзно и вредно считать чем-то вроде побочных продуктов всё, что хотя и принадлежит народу-носителю, но напрямую не связано с языкознанием. Продуктивен только комплексный подход, только симбиоз контрастов. А один из важнейших компонентов этого симбиоза - психологическая визитка изучающего: тип его темперамента. Трудно переоценить важность этого фактора в овладении языками. Поэтому, вспоминая или моделируя тот или иной эпизод из истории взаимоотношений "человек---язык", мы будем по мере возможности ссылаться и на темперамент людей, вживающихся в иную речь: такой подход может оказаться на редкость функциональным. Помните рисунок Херлуфа Бидструпа "Четыре темперамента", уже давно канонизированный изданиями по психологии? Представителей этих четырёх типов художник "посадил" по очереди на скамейку, "заставив" каждого положить рядом свою шляпу. Во всех случаях прямо на неё садится невнимательный прохожий, безнадёжно её сминая. И вот: холерик взбешённо хватает "вредителя" за грудки; флегматик молча вытаскивает из-под присевшего испорченную шляпу, надевает на голову и продолжает сидеть; меланхолик впадает в отчаянье и заливается слезами; сангвиник же хохочет над случившимся вместе с прохожим.
Теперь распределим роли: многострадальная шляпа - это наше намеренье овладеть языком, а опускающийся на неё незнакомец - сам язык. В той или иной степени он неминуемо повлияет на накал нашего намеренья и форму его реализации. Путешествуя по различным подходам к изучению языков, постараемся попутно выяснить: можно ли вывести пропорцию типов темперамента, оптимальную для превращения в существо, называемое полиглотом? Есть ли надежда открыть "золотое сечение" психолингвистики?..

Прямой эфир