Причины называют разные. Одни твердят о «крахе» начального и среднего образования: в школах детей попросту не учат писать. Другие перекладывают ответственность на университеты, подчеркивая, что если они хотят соответствовать требованиям рынка, то обязаны всячески «повышать стоимость своего продукта» (если кто не понял, имеются в виду студенты), развивая, в частности, его (продукта) коммуникативные способности и навыки письменной речи. Вероятно, доля истины есть в обеих позициях, но ни одна из них не отражает проблему во всей ее полноте.
За последние десятилетия на свет появилось множество новых образовательных стратегий и методик, которые зачастую приходили в прямое противоречие друг с другом. Понятно, что постоянное изменение педагогических принципов непосредственно сказывалось на всей системе образования. Воплощать их в жизнь должны были школьные учителя, которые и так разрываются, порой одновременно исполняя функции воспитателя, няньки и надзирателя над своим питомцами, а тут еще изволь овладевать новыми методами. Университетские профессора, со своей стороны, не очень-то готовы заниматься «ликбезом», тем более что на собственно преподавание порой приходится лишь треть общей нагрузки, поскольку в их контракте наряду с необходимостью вести научно-исследовательскую работу предусмотрены еще и не менее важные административные обязанности. Поэтому преподавать они хотят исключительно свою специальность. Да, они признают наличие серьезной проблемы, но предпочитают или даже считают само собой разумеющимся, чтобы ее решал кто-нибудь другой.
Конечно, легче легкого обвинить во всех грехах школьных учителей и университетских преподавателей, но есть и другие, быть может, не столь заметные причины упадка. Одной из них является тот факт, что молодежь, похоже, гораздо меньше хочет читать или посвящает этому занятию куда меньше времени, чем прежде. По мнению многих, именно чтение становится ключом к умению складно писать: хорошие писатели обычно выходят из внимательных читателей. Вот как в 2003 году описывал положение вещей в интервью газете «Гардиан» Почетный поэт Королевства [7] Эндрю Моушн: «В нынешних учебных программах на развитии творческих способностей вообще и на чтении в частности поставлен крест». Он утверждал, что хотя его студенты в университете Восточной Англии и рады бы посвящать больше времени литературе, но вынуждены «крутиться как белки в этом образовательном колесе», а потому не могут выкроить время для того, чтобы погрузиться в мир книг. Бесконечные тесты и прочие «формы отчетности» напрочь изгнали из студенческой жизни познавательное чтение «для себя».
Схожее беспокойство звучит в словах Алана Уэллса, директора Агентства по распространению базовых знаний [8] . В пленарном докладе, сделанном 8 января 2003 года на проводившейся Агентством конференции работников образования Северной Англии, он сетовал: «Среди 14-летних детей почти каждый четвертый из десяти не владеет в должной мере навыками письма и счета. Более того, доля взрослого населения, не обученного как следует грамоте и арифметике, у нас значительно выше, чем в большинстве европейских стран». Стоит заметить, что учеников теперь не принято побуждать к заучиванию текстов наизусть. Высказываясь в пользу такой тренировки, преподаватель рискует прослыть реакционером. А между тем многие современные авторы полагают, что этот опыт им очень пригодился, вне зависимости от того, упражняли ли они память по собственному желанию или их попросту заставляли это делать в школе. Для них он оказался великолепным средством, помогающим проникнуться музыкой языка и почувствовать изнутри стиль великих писателей.
Еще печальнее то, что в рамках сегодняшней системы образования умение писать неуклонно падает в цене, причем уже в течение достаточно долгого времени. Теперешний ученик, как правило, смотрит на процесс обучения весьма прагматично; коль скоро от него не требуют умения гладко изъясняться, он и не будет усердствовать. Молодые люди довольно быстро приходят к выводу, что ценится демонстрация неких отрывочных фактических знаний, а не оригинальность мысли и способность ее последовательно аргументировать. Правда, наставники Фонда не раз становились свидетелями того, как студенты в конце концов осознавали, что зря пренебрегали этим занятием, и пытались все-таки, хотя и с явным запозданием, приобрести необходимые навыки письменной речи. Однако ситуация осложняется тем, что во многих вузах окончательно возобладала тенденция попросту игнорировать проблему письменного слова и рассматривать курсы письма исключительно как инструмент для ликвидации безграмотности. Это пагубное предубеждение.
Похоже, многие учреждения высшего образования не уделяют должного внимания и трудностям, которые испытывают студенты при переходе со школьного на университетский уровень. Считается, что у всех студентов равные стартовые возможности и что писать — это очень просто. «Мы научились сами, и они, глядишь, как-нибудь научатся». Именно стойкое нежелание сотрудников университетов признать, что письменная речь — особый предмет, который можно преподавать систематическим образом, и что отставание в нем далеко не редкость, становится для студентов источником негативного опыта. Опыт этот может подорвать у многих веру в собственные силы, особенно после того, как первокурсник начинает замечать, что его письменные работы проверяют куда жестче, чем проверяли его школьные сочинения. Все это, как и другие университетские требования (к тому же варьирующиеся в стенах одного и того же вуза в зависимости от преподавателя), вселяет в души студентов смятение и неуверенность: они просто не понимают, чего от них ждут. Казалось бы, чего проще: ответить письменно на поставленный в заглавии вопрос, но для молодых людей, лишенных всякой помощи и направляющей руки, на деле это оказывается очень сложной задачей.
Многие проблемы, возникающие при написании таких работ, связаны именно с волнением и нерешительностью. От студентов требуют сочинить эссе на заданную тему; кое-кто не писал подобных сочинений уже много лет, а большинству и вовсе никогда не объясняли, как это надо делать. Ко всему прочему, первокурсники, входящие в университетскую аудиторию, изначально чувствуют неуверенность, уязвимость своего положения в этих новых стенах. Неожиданно оказалось, что отныне они и только они несут ответственность за все свои успехи и неудачи, а тут еще вся эта невероятная ученость, которая обрушивается на них во время лекций и сквозь которую они должны продираться в книгах. Для них этот высоконаучный стиль поистине темный лес, и без должного руководства они начинают ему на свой лад подражать, зачастую только портя при этом собственную манеру письма. В итоге неуверенность только возрастает, и ежеминутная тревога, которую ощущает молодой человек, воспринимается им как несомненное доказательство того, что ему в вузе не место. Проще говоря, студенты чувствуют себя дураками.
Теория упадка
Стоит только начаться обсуждению интересующих нас проблем, немедленно возникает один и тот же вопрос: «А раньше-то как было: лучше или хуже» В Великобритании такие прения неизбежно кончаются фразой: «вот в мое время…», после чего следует рассказ о золотом веке, когда абстрактные существительные не употреблялись во множественном числе и неукоснительно соблюдались тонкие стилистические различия, скажем, между выражениями «ради чего-то» и «во имя чего-то». И за это надо сказать спасибо старой доброй школьной системе, железной рукой искоренявшей «безграмотность». Пользы от таких рассуждений немного, поскольку они неизменно оказываются прологом к ритуальным схваткам между «архаистами» и «новаторами», решающими неразрешимую задачу: «Как же точно определить степень прогресса или упадка» Ведь язык меняется, меняется узус, жесткие правила зачастую вытесняются более гибкими нормами. Тот, кто ограничивается исключительно сравнениями с прошлым, которое заведомо лучше настоящего, рискует превратить серьезную дискуссию в обмен банальными политическими лозунгами. В таких спорах все заранее знают, что скажет каждый из оппонентов. На смену этой набившей оскомину жвачке должны прийти по-настоящему свежие идеи
Другие материалы по теме
Источник: http://www.strana-oz.ru/?article=1272&numid=30 |