Что такое миф? Как получилось, что консервативная послевоенная Англия, а за ней почти весь мир вдруг увлеклись сказками? Уместна ли сказка, многообразие ее героев и персонажей в границах христианского мировоззрения? Ответы на эти вопросы следует искать в литературном наследии основателя жанра "фэнтези" – Дж. Р. Р. Толкина. В первой части своей статьи, продолжающей цикл, посвященный религиям вымышленных миров, Антон Борисов рассматривает биографические, культурологические и иные причины появления жанра фэнтези в творчестве Толкина.

Интерес к сказке проявился сравнительно недавно[1]. Каких-то сорок лет назад по истощенным Второй Мировой войной Европе и Америке прокатилась волна общего увлечения сказкой – "толкиномании". Тогда западное общество, в особенности его студенческая часть, просто заболело произведениями скромного, до того времени не столь известного английского профессора Дж. Р. Р. Толкина. Исследователи его творчества говорят, что можно даже установить точную дату начала "толкиномании": лето 1965 года. "Тогда американской аудитории не хватило миллионного тиража "Властелина колец". Студенты Гарварда обзавелись значками: "Да здравствует Фродо!", "Гэндальфа – в президенты!" Как грибы после дождя, стали появляться всевозможные клубы, волна "толкинизма" прокатилась по всему миру, пока, наконец, не добралась до России.

Думается, что говорить о популярности Толкина у нас тоже не имеет особого смысла. Чтобы осознать масштабы этой популярности, нужно просто бегло проглядеть статистику многократных переизданий "Хоббита" или оценить кассовые сборы кинотеатров от показа экранизации романа Толкина "Властелин колец" (кассовые сборы от показа третьей части "Властелина колец" – "Возвращение короля" – составили 14 млн. долларов, и это только в России!).

Сам "Профессор" (именно так называют Толкина увлеченные любители его творчества) наверняка был бы несколько удивлен, узнай он эти данные. В конце жизни Толкин увидел зарю своей популярности, но она не принесла ему радости. Писатель столкнулся с плодами "толкинутости" – целого ряда психических расстройств, в особенности, у молодых людей, увлекшихся "Властелином колец". Но было бы неверным видеть в произведениях Толкина исключительно негативные моменты – среди тех, кто "пошел искать Кольцо" были и те, кто нашел в результате христианство.

Истоки "толкинутости" и вызванного произведениями Толкина общего интереса к мифическому следует искать в предвоенном Оксфорде, в университете которого на первый взгляд совершенно спонтанно образовался литературный клуб, в начале безымянный, а потом получивший довольно странное название – "Инклинги"[2]. В его рамках серьезные профессора занялись, казалось бы, совершенно непрофессорским делом – сказочничеством.

Но ведь в том-то и дело, что "жители Великобритании, традиционно воспринимаемые нами как важные, чопорные и даже холодные люди, быть может, больше всего на свете любят фантазировать. Имена таких фантастов и сказочников, как Оскар Уальд, Редьярд Киплинг, Кеннет Грэхем, Льюис Кэрролл, Джеймс Барри, Клайв Стейплз Льюис, Джон Роналд Руэл Толкин, составляют славу английской литературы. Именно серьезные и здравомыслящие англичане создали волшебные истории об Алисе, Питере Пэне, хоббитах и стране Нарнии"[3].

К концу XIX века английская литература словно устала от действительности, и на передний план викторианская эпоха выдвинула понятие "нонсенса" или "бессмыслицы". "Это было нечто новое; нонсенс ради нонсенса; подобно тому, как бывает искусство для искусства… Это был плод неукротимой фантазии одного века и одного народа, что доказывается и тем, что еще один – и только один – мастер этого рода, Эдвард Лир, писавший "нонсенсы" в стихах, был также англичанином и также викторианцем"[4]. Шутливые произведения Эдварда Лира, героями которых являются персонажи народных произведений, существа подчас выдуманные, пользовались в конце XIX века удивительной популярностью.

Была ли она (подобная популярность) следствием общей усталости общества или попыткой убежать от действительности, связанной с целым рядом кризисов, потрясших Туманный Альбион? Возможно. "Инклинги" начали свою деятельность в начале 30-х. В то время, когда Европа, пережив Первую мировую войну, уже начинала готовиться ко Второй. Неустойчивость отношений с Германией, сбои, которая давала колониальная система, вынуждали людей искать опору в жизни, никак не связанную с политикой и дипломатией. "Инклинги" в этом отношении не были исключением. Они родились до Первой мировой, а стали публиковаться уже после Второй. Им не понаслышке были знакомы ужасы войны и страх потерять близких людей. Все эти переживания отразились впоследствии в их произведениях.

Эти же переживания вполне могли повлиять на то, что английская литература начала ХХ века встала на путь противопоставления мира выдуманного миру реальному[5]. Последствия этого выбора можно оценивать по-разному (при их исследовании можно увидеть как положительные, так и откровенно отрицательные черты), но никак не однозначно. К примеру, "так называемые "бессмыслицы" Кэрролла, логические задачи, загадки и головоломки предвосхитили появление таких наук, как математическая логика, семиотика, лингвистический анализ, наконец, – теорию относительности, а влияние его творчества, как явное, так и скрытое, прослеживается в произведениях целого ряда классиков мировой литературы, творивших после него"[6].

Подобное влияние Кэрролла в частности и всей викторианской литературы в общем испытали на себе и "Инклинги". Глубокие ценители прошлого своей страны, они, уцепившись за "нонсенс", эту игрушку писателей – викторианцев, изобрели целый литературный жанр – фэнтези. И некоторые из них как христиане попытались использовать его в апологетических целях.

Создание жанра фэнтази в частности предотвратило гибель английской литературы. Произведения, созданные Толкином и Льюисом, обладали несомненными художественными достоинствами и служили альтернативой творениям представителей литературного маргинализма. Известный английский критик и эссеист Мартин Грин в своей книге "Дети Солнца: история английского декаданса после 1918 года" утверждает, что после Первой мировой войны ведущие позиции в английской литературе захватили "Дети Солнца" ("Sonnenkinder", так они себя называли). Это были, по большей части, молодые люди, выходцы из элиты, часто гомосексуалисты и, в основном, выпускники Итона. Они с глубоким презрением относились к старшему поколению, оттесняя его на задний план не только в литературе, – "Дети солнца" брали под свой контроль науку, образование, лезли во власть. Грин полагает, что люди эти оказали самое разрушительное влияние, как на литературу, так и на жизнь общества в целом: по его мнению, именно по их вине литература и нация пришли в упадок[6].

Что оставалось делать Толкину и Льюису, когда литературные круги Оксфорда находились целиком под влиянием подобных молодых людей, к которым они, безусловно, испытывали глубочайшую антипатию? Пришлось дать им ответ – обратиться к читателю напрямую, через голову этой прогнившей литературной элиты, надеясь или веря, что среди их читателей найдутся люди, свободные от предрассудков. Льюис первым добился успеха, заявив о себе через радио и печать. Толкин ударил позже, но затронул вещи более глубокие. Ни тому, ни другому этого не простили[7].

История "Инклингов" – это история импровизаций, постоянных поисков, богословских споров и мучительных размышлений над самыми важными жизненными вопросами – вопросами веры и спасения. Члены клуба были совершенно разными людьми, настолько разными, что даже сейчас их трудно бывает представить вместе. Толкин – убежденный католик, его друг К. С. Льюис – сначала агностик, а потом англиканин, еще и принадлежащий к лагерю "литов"[8] (Толкиен же был убежденным "филологом"), Барфилд – вообще антропософ; Толкин и Льюис – профессора Оксфорда, Ч. Уильямс – просто журналист, работник издательства, увлекшийся мистической литературой.

Если название клуба и вызывает сложности, то попытка исследовать его структуру и устав их только умножают. Как ни странно, но ни Толкиен, ни Льюис, ни, тем более, Уильямс (он появился в составе клуба вообще лишь в 1939 году) не являются основателями "Инклингов". Клуб был основан неким Тэнджи Лином в 1931 году, студентом Юниверсити – Колледжа. Льюис с Толкином бывали на собраниях того общества, где читались и разбирались неопубликованные сочинения. Лин закончил Оксфорд и уехал, а клуб остался – или, точнее, его название, отчасти в шутку[9].

* * *

Особый интерес вызывало всегда происхождение Толкина. До сих пор исследователи его творчества не могут с уверенностью сказать, где же находятся корни этого славного рода. Более или менее точно можно определить лишь то, что предки Толкина поселились в Лондоне уже в XVIII веке (скорее всего, в 1756 году). И за столетие проживания в Англии, настолько почувствовали себя добропорядочными англичанами, что фортепьянных дел мастеру Джону Бенджамину Толкиену (1807-1896) лишь фамильная легенда напоминала о немецком происхождении. Он спокойно женился на англичанке Мэри-Джейн Стау, и одного из восьми своих детей назвал Arthur Reuel. Следует отметить, что это имя – Руэл вызывает недоумений не меньше, чем вся генеалогия Толкинов. Звучит оно довольно странно, но разгадку этого необычного имени мы можем найти в Библии[10].

На первый взгляд, Толкин не обладает какой-то сверхинтересной биографией, в ней нет таких бурных перипетий, внутренних борений, которые были свойственны, например, жизни Льюиса. Жизнь Толкиена выделяют его стойкость в убеждениях, постоянство и трудолюбие – Толкиен работал над трилогией "Властелин колец" в течение 18 лет!

Дж. Р. Р. Толкиен родился 3 января 1892 года в южноафриканском городке Блумфонтейне, куда его мать Мэйбл уехала вместе со своим мужем Артуром из-за финансовых проблем. Блумфонтейн тогда был захолустным поселением посреди пыльного вельда (южноафриканской степи), но земля буров, на которой он находился, приносила неплохие доходы.

В апреле 1895 года Мэйбл с сыновьями отплыли в Англию – повидаться с родными и отдохнуть от южноафриканского климата. Неплохо проведя свои небольшие каникулы, они собрались обратно к отцу, но накануне отъезда, 14 февраля 1896 года, пришла телеграмма о том, что у Артура Толкиена случилось кровоизлияние в мозг, и он умер. Возвращаться было уже не к кому. Мальчики остались на попечении матери, которая, заметив их склонность к языкам, при помощи состоятельных родственников отдала их в хорошую школу в Бирмингеме.

Мать Толкина, Мэйбл, прожила не намного дольше мужа – она неожиданно скончалась от диабета в 1904 году, успев перед смертью "испортить" жизнь своим детям. Дело в том, что после смерти Артура она вместе с детьми перешла в католичество, чем порвала все связи с большей частью родни, которая исповедовала англиканство.

После смерти матери мальчики остались под опекой ее духовника – католического священника Френсиса Моргана. Внимательный наставник, он только лишь подогревал стремления Толкина к учебе. Но в 1908 году совершил крупную "ошибку", поселив Джона в пансионе, где тот познакомился вскоре со своей будущей женой Эдитт Брэтт[19].

В 1910 году со второй попытки Толкиен поступает в Оксфорд с блестящими экзаменационными результатами и получает возможность учиться бесплатно. В университете ему повезло с наставниками, которые, разглядев в нем будущего крупного филолога и преподавателя, перевели его с классического отделения, куда он поступил, на недавно созданное отделение истории английского языка и литературы.

4 августа 1914 года в связи с вступлением Англии в Первую мировую войну Толкиен записался в отряд Ланкаширских стрелков, а 4 июня 1916 был послан на фронт, где в течение нескольких месяцев участвовал в бесплодном наступлении на реке Сомме. Там он потерял практически всех своих школьных друзей – потери английской армии составили около 60 тысяч человек. Толкин остался жив и вышел невредимым из дальнейших августовских, сентябрьских и октябрьских атак. Его не задели пули, но не пощадил сыпной тиф (окопное заболевание). Его он подхватил в такой острой форме и с такими осложнениями, что пришлось целых два года скитаться по госпиталям. На фронт Толкиен больше не вернулся.

По возвращении домой в 1918 г. лейтенант Толкин сразу же направился в Оксфорд в поисках должности при университете. Вскоре, по рекомендации близкого друга, он получил скромное место лексикографа в редколлегии "Нового оксфордского словаря". Жалование там было куда более скромным, но Толкин, как и многие другие его коллеги, подрабатывал преподаванием, и постепенно это стало основным источником дохода. К весне 1920 года он уже оставил работу в редколлегии. Летом того же года Толкины переехали в Лидс, где Джон получил должность преподавателя английского языка в университете. В 1925 году в Оксфордском Университете освободилась должность профессора англосаксонского языка. Толкин, уже зарекомендовавший себя в Лидсском университете, выдержал конкурс и уже навсегда вернулся в alma mater, где вскоре проявилась его склонность к клубообразованию. Толкиен встретил Льюиса, началась история "Инклингов".

Льюис так тогда отозвался о Толкине: "Совершенно безобидный, ему бы только встряхнуться малость". Но вскоре он очень привязался к этому человеку с вытянутым лицом и пронзительным взглядом, любившему поболтать, посмеяться и попить пивка.

Не смотря на свою активную деятельность в клубе и постоянные домашние изыскания в области мифологии, профессор Толкин не оставлял без внимания и свою основную работу. Среди студентов он считался хорошим лектором. Стать отличным ему мешала неважная дикция (наследство активного спортивного прошлого – Толкин довольно серьезно увлекался в молодости рэгби и во время одного из матчей травмировал челюсть). Зато он ухитрялся подавать учебный материал в весьма изысканной и вместе с тем научно строгой форме. "Это умение рассказывать об умных вещах занимательно – разве оно не обязательно для хорошего рассказчика? А от рассказчика недалеко и до писателя"[11]. И Толкин им стал.

Толкин закончил работу над текстом и иллюстрациями "Хоббита" в 1936 году. Книга разошлась мгновенно, немедленно была переиздана в Америке и признана газетой "Геральд Трибюн" лучшей детской книгой сезона. Сезон, надо сказать, несколько затянулся – "Хоббит" по-прежнему остается одной из наиболее любимых и читаемых детских книг.

А после множества отсрочек, сопряженных с трудностями экономического порядка, и неурядиц с редакциями 29 июня 1950 года выходит первый том "Властелина Колец", также принесший Толкиену мировую известность. Третьим краеугольным камнем в художественном наследии Толкина становится "Сильмариллион", опубликованный уже посмертно в 1977 году.

За свою долгую жизнь он создал как будто целый ряд фундаментальных произведений. На самом деле это не так. Окончательно завершен был лишь "Хоббит" и ряд поэтических произведений. Во "Властелине" же, хотя он и был благосклонно принят критиками, ощущается все же некая недоработанность. А "Сильмариллион" является просто компиляцией из отдельных рукописей, которую произвел Кристофер Толкин уже после смерти отца.

Миф как средство проповеди христианства:

Основной период деятельности Инклингов длился в то время, когда религиозные вопросы вызывали в Англии неподдельный интерес. Накаленная атмосфера в отношениях между англиканами и католиками, мощное влияние различных антирелигиозных философских течений – все это испытали на себе и Инклинги. Так, к примеру, Толкиен, мать которого сознательно обратилась в католичество, до конца своей жизни оставался верным чадом Римо-Католической Церкви (из-за чего подвергался постоянным притеснениям) и пытался долгое время привить свои убеждения Льюису, используя при этом общую заинтересованность мифом.

Миф был и оставался основным дискуссионным моментом в деятельности клуба. Его члены по-разному воспринимали мифическое наследие человечества, но в равной степени были им увлечены. Именно миф стал отправной точкой обращения Льюиса в христианство. Случилось это так. Обычно споры тогда еще религиозно неопределившегося Льюиса с Толкином происходили утром по понедельникам. Толкин всячески пытался показать своему другу красоту и значение христианской веры, причем, конечно же, ее римо-католического варианта. Поспорив пару часов, друзья отправлялись выпить пива в ближайший паб в гостинице "Восточные ворота". Но 19 сентября 1931 года они, нарушив обычай, встретились в субботу вечером[12]. "Льюис пригласил Толкина на обед в Модлин-Колледж. За обедом присутствовал и другой гость Льюиса, Хью Дайсон. С ним Толкин познакомился еще в Эксетер-Колледже в 1919 году. Дайсон теперь преподавал литературу в университете Рединга и часто бывал в Оксфорде. Хью был христианином и к тому же отличался лисьей хитростью. После обеда друзья вышли прогуляться. И хотя ночь выдалась ветреная, они не торопясь побрели по Эддисонз-Уолк, рассуждая о назначении мифа. Льюис теперь уже верил в Бога, однако же никак не понимал, в чем состоит функция Христа в христианстве. Ему не удавалось постичь значения распятия и Воскресения. Льюис говорил друзьям, что ему необходимо вникнуть в смысл этих событий – как писал он позднее в письме, "уразуметь, как и чем жизнь и смерть Кого-то Другого (кто бы ни был этот другой), жившего две тысячи лет тому назад, могла помочь нам здесь и сейчас – разве что его примером".

Время шло к полуночи, а Толкин и Дайсон убеждали Льюиса, что его притязания совершенно неправомерны. Ведь идея жертвоприношения в языческой религии восхищает и трогает его – и действительно, идея умирающего и воскресающего бога волновала воображение Льюиса с тех самых пор, как он впервые прочел историю о германском боге Бальдере. А от Евангелий (говорили Толкин с Дайсоном) он почему-то требует большего: однозначного смысла, стоящего за мифом. Жертвоприношение в мифе он принимает как есть, не требуя объяснений – так почему бы не перенести это отношение на истинную историю?

- Но ведь мифы – ложь, пусть даже ложь посеребренная, – возражал Льюис.

- Нет, – ответил Толкин, – мифы – не ложь.

И, указав на большие деревья в Модлин-Гроув, чьи ветви раскачивались на ветру, привел другой аргумент.

- Ты называешь дерево деревом, – сказал он, – не особенно задумываясь над этим словом. Но ведь оно не было "деревом", пока кто-то не дал ему это имя. Ты называешь звезду звездой и говоришь, что это всего лишь огромный шар материи, движущийся по математически заданной орбите. Но это всего лишь то, как ты ее видишь. Давая вещам названия и описывая их, ты всего лишь выдумываешь собственные термины для этих вещей. Так вот, подобно тому, как речь – это то, что мы выдумали о предметах и идеях, точно так же миф – это то, что мы выдумали об истине.

- Мы – от Господа, – продолжал Толкин, – и потому, хотя мифы, сотканные нами, неизбежно содержат заблуждения, они в то же время отражают преломленный луч истинного света, извечной истины, пребывающей с Господом. Воистину, только благодаря мифотворчеству, только становясь "со-творцом" и выдумывая истории, способен Человек стремиться к состоянию совершенства, которое было ведомо ему до Падения. Наши мифы могут заблуждаться, но, тем не менее, они, хотя и непрямыми путями, направляются в истинную гавань – в то время как материальный "прогресс" ведет лишь в зияющую пропасть, к Железной Короне силы зла. Выражая эту веру во внутреннюю истинность мифологии, Толкин предъявил основу своей авторской философии, кредо, на котором держится "Сильмариллион".

Льюис выслушал и Дайсона, который подкреплял слова Толкина собственными рассуждениями. То есть вы хотите сказать, уточнил Льюис, что история Христа – попросту истинный миф, миф, который влияет на нас подобно всем прочим, но в то же время произошел на самом деле! Тогда, сказал он, я начинаю понимать… Наконец ветер загнал всех троих под крышу, и они проговорили в комнатах Льюиса до трех часов ночи, после чего Толкин отправился домой. Льюис с Дайсоном проводили его по Хай-Стрит, а потом принялись бродить взад-вперед по галерее Нового Здания колледжа. Они разговаривали, пока небо не начало сереть. Через двенадцать дней Льюис написал своему другу, Артуру Гривзу: "Я только что перешел от веры в Бога к более определенной вере в Христа – в христианство. Объяснить постараюсь потом. Очень важную роль в этом сыграл мой длинный ночной разговор с Дайсоном и Толкином".

Это всего лишь один, но, безусловно, показательный пример, как использовали миф Инклинги для выражения основных христианских истин. Осмысление же ими мифа, вариативность его использования в границах клуба представляет собой совершенно отдельную тему, о которой мы будем говорить позднее.