XV и XVI века ознаменовались бурным освоением новых земель и открытием морских путей. Всё это наглядный пример глобализации, которая возникла вместе с появлением человечества.
 
 

Первый глобус, созданный в 1492 году немецким географом и путешественником Мартином Бехаймом. Миниатюрная модель земного шара и дала наименование процессу, ныне волнующему весь мир.
 
 

Торговый караван по пути в Китай. Фрагмент каталонского атласа 1375 года, который содержит описание путешествия Марко Поло.
 

В конце минувшего года редакция предложила посетителям сайта журнала «Наука и жизнь» (www.nkj.ru) обратиться к постоянному автору журнала, историку Александру Сергеевичу АЛЕКСЕЕВУ с вопросами по теме, вынесенной в заголовок публикации. А. С. Алексеев получил множество вопросов. Состоялся разговор, в ходе которого феномен глобализации был рассмотрен с самых разных сторон. В этом номере журнала — его фрагменты.

Возможны ли в глобалистическом будущем антиглобалистические автономии? Сможет ли Россия стать такой автономией, если захочет?

Глобализация — процесс крайне сложный и противоречивый. Сейчас основной тип сообщества — крупное государство, мононациональное или, напротив, многонациональное. Но внутри каждой нации и каждого государства продолжают существовать подсообщества (крупные, малые и совсем крохотные) со своей системой ценностей, иногда довольно далеко отклоняющейся от общепринятой. Мораль скаутского отряда не совпадает с моралью хиппи, панков или уличной банды. Нравственные нормы канзасских протестантов, служащих нью-йоркских офисов, голливудской богемы и мафиозных кланов Лос-Анджелеса также далеки друг от друга. Любой захолустный городишко способен вырабатывать собственные нормы поведения. Словом — «что ни город, то норов, что ни баба, то устав».

В некоторых ситуациях члены микросообщества могут рассматривать всех нечленов как «чужаков», на которых принятые нормы морали не распространяются. Тогда почти неуловимые для постороннего взгляда разногласия становятся поводом к кровавым междоусобицам, наподобие той, которую мы наблюдаем в Палестине между ФАТХом и ХАМАСом.

Американцев все клянут за то, что они весь мир хотят причесать под одну гребёнку. Но что такое сами США? Белые англосаксы-протестанты там давно в меньшинстве. В целом же это конгломерат ирландцев, итальянцев, славян, евреев, вьетнамцев, иранцев, чёрных местных и чёрных из карибских стран, индейцев местных, мексиканских или эквадорских и т. д. США выстроили систему правил, позволяющих разным этническим группам как-то уживаться друг с другом. Система неплохо работает экономически, и американцы ею гордятся, но это совсем непохоже на серую однородную массу, какой иногда представляют будущий глобальный мир. Так что нет никаких оснований опасаться за автономные сообщества. Вопрос в другом — как научить эти автономии жить если не в любви и братстве, то хотя бы без драк?

Как вы относитесь к теории пассионарности Гумилёва? Считаете ли возможным самоидентификацию сибирского этноса?

Я бы не стал злоупотреблять словом «теория». Л. Н. Гумилёв очень много сделал, чтобы ввести в «историческое пространство» кочевые народы. Что же касается структуры исторического процесса, то его взгляды и противоречат фактам, и сами внутренне противоречивы. С его точки зрения, начальная фаза этногенеза — пассионарный толчок, вспышка энергии, вызванная мутацией, то есть сугубо материальная субстанция. Но физика, насколько мне известно, никакой разницы в энергообмене человеческого организма на разных фазах этнического развития не фиксирует. Да и сам Гумилёв походя отмечал, что на спаде этногенеза люди расходуют энергии не меньше, чем при подъёме. Особенности их поведения в той или иной фазе он очень удачно назвал «цветом времени», и этот «цвет» явно имеет неэнергетический характер.

Впрочем, незачем погружаться в теоретические дебри, чтобы увидеть, как сильно изменяется пассионарность в течение жизни одного поколения. Разве сравнить, к примеру, наш народ в 1987 и в 2007 годах? Так что мутации здесь совершенно ни при чём. А с тем, что нации, как и отдельные люди, рождаются, переживают разные пертурбации, а потом умирают, — конечно, спорить невозможно. Только объяснения приходится искать более сложные.

Относительно сибирского этноса ничего определённого сказать не могу. Мы не знаем, как пойдёт дальше развитие России. Будет она разваливаться на части — могут возникнуть сибирский этнос и подобные ему. Однако, как бы ни развивались события, глобализация будет втягивать отдельные этносы или субэтносы в единое русло.

Уничтожит ли глобализация семейный уклад жизни?

Человечество не выработало никакого механизма воспроизводства, кроме семьи. В 1850—1950 годах, на подъёме социалистического движения, в моде были античные идеи общественного воспитания детей. Сейчас практика и наука в унисон твердят: никто и ничто не заменит ребёнку мать. Так что, если исчезнет семья, в скором времени исчезнет и человечество.

Другое дело — какой будет семья? Это часть более общего вопроса: каким ценностям, в конечном счёте, отдаст приоритет большая часть человечества? Например, станет оно руководствоваться принципами свободы личности или конфуцианскими добродетелями, замешанными на почитании старших? Окажется ли будущая семья парной, как это свойственно христианской цивилизации, или гаремной, как принято во многих местах остального мира. Придётся ли, скажем, женщинам будущего носить абийю, хиджаб и никаб, или они будут во всём равны мужчинам?

В «конкуренции ценностей» христианские страны, несмотря на экономические успехи, находятся сегодня в невыгодной позиции. Женщина здесь имеет свободу выбора. Захочет ли она тратить жизнь не только на карьеру и развлечения, но и на семью, зависит от того, какую систему стимулов из данных нам природой люди выстроят. В позднеимперском Риме женщины в схожей ситуации сделали выбор не в пользу семьи, и Римская империя исчезла. На её землях расселились варвары, чьи женщины рожали по десятку детей. Подставьте сегодня вместо Рима Россию или Европу, и станет ясно, в какой точке мы сейчас находимся.

Вся история человечества — непрерывный процесс глобализации (объединение Руси, объединение Германских княжеств, Единая Европа и т. д.). Так почему только сейчас эта проблема стала восприниматься так остро?

Процесс слияния мелких этнических сообществ в крупные идёт столько времени, сколько существует человечество. «Перегноем» для нынешних многомиллионных наций послужили тысячи народов, чьи имена либо мельком упоминаются на страницах истории, либо вообще не дошли до нас. Историческая память у человека очень короткая, поэтому люди склонны преувеличивать свою особость.

Полторы тысячи лет назад остготы, хазары, юты или лангобарды охраняли свою самобытность не менее ревностно, чем мы сейчас. И разве наши предки в XIX веке, сетовавшие на засилье французского языка, не боролись тем самым с глобализацией? Просто раньше слова такого не было. Люди не мыслили в мировых масштабах, поскольку средства связи были примитивные — лошадь и верблюд на суше да парусник на море. Сто лет назад русский парень или девушка из маленького городка могли никогда в жизни не увидеть Петербург или Москву, а сегодня одних

фильмов про Нью-Йорк мы насмотрелись столько, что силуэт уже не существующих башен-близнецов кажется знакомым не меньше, чем очертания дома напротив.

Будут ли империи территориально ограниченными, или они станут представлять собой что-то вроде крупных корпораций?

Опыт множества очень умных людей доказывает, что предсказать основные направления мирового развития невозможно. Мы всегда экстраполируем в будущее действующие тенденции. Но неожиданно возникает что-то принципиально новое, чего никто предвидеть не мог, и мир начинает двигаться абсолютно иным путём.

Слово «империя» по отношению к современности применимо лишь в переносном смысле. Классическая империя — это народ-гегемон, напрямую эксплуатирующий народы-вассалы. Таких империй нет и в большом масштабе не предвидится. Главная причина та, что в наиболее развитых странах за последнюю сотню лет коренным образом изменился менталитет. Древний Рим — не самая жёсткая из империй — мог со спокойной совестью (так было принято) требовать от подвластных народов уплаты дани, поставки кораблей, воинов и т. п. Современные развитые страны утратили способность «доить» колонии. Ещё лет семьдесят назад Франция, к примеру, стала платить своим африканским подданным-мусульманам такие же пособия по многодетности, что и французам. Те покупали на пособия новых жён и заводили ещё больше детей. Британская и французская империи рухнули во многом из-за того, что метрополиям стало невыгодно владеть колониями: производительность труда там была несравненно ниже, а социальную сферу приходилось вытягивать на уровень метрополии.

А вот сферы влияния реально существуют: география — штука упрямая. Тем не менее махонькая Куба, живя под носом у Штатов, плюёт на них, как и Эстония на нас. Да что говорить: ни США, ни ООН ничего не могут поделать с Дарфуром (Африка), где одни племена сражаются с другими. В «Pax Americana» в самих США верят только недоумки; зато об этом по всему миру орут сотни миллионов демагогов, которые работать не научились, а жить красиво хотят. Обратите внимание: не только в Европе, но уже и в Азии практически не осталось левацких режимов. И в Португалии и в Таиланде люди убедились, что усердный труд выгоднее делёжки чужого добра.

Создать империю старого образца (с некоторыми нюансами) могут только китайцы, чей менталитет мало изменился. На Индокитай или Монголию большинство китайцев смотрят как на утраченные имперские провинции.

Совсем иное дело упомянутые вами империи по образцу корпораций. «Мицубиси», «Дженерал Моторс» или «Бритиш Петролеум» действительно напоминают империи. «Народного контроля» изнутри в них нет (впрочем, в нашей стране его тоже нет), и руководство в погоне за выгодой часто пренебрегает этикой. Но, согласитесь, эти «империи» живут не за счёт грабежа, а за счёт производства товаров и услуг, пользующихся спросом. А самое главное — таких «империй» сотни, и интересы их не совпадают. Следовательно, рабство миру не грозит.

Гораздо хуже экстерриториальные империи типа нарко- и прочих мафий, «Аль-Каиды» или «Аум Синрикё». Не возникнут ли в будущем их усовершенствованные подобия, способные контролировать уже не десятки и сотни тысяч, а десятки и сотни миллионов людей по всему миру? И что произойдёт, когда в Европе большую часть населения будут составлять мусульмане? Я не знаю.

Для чего нужна глобализация? Большая страна — большие проблемы. Конфликты на Ближнем Востоке с участием США — яркий тому пример. Не лучше ли жить спокойно в небольшой, но разумно организованной стране? Раньше, из-за отсутствия дипломатии в её современном виде, это было бы невозможно, а сейчас? А если единственной в мире страной будет править больной человек? Как Гитлер?

Один умный человек сказал: не решив общие вопросы, в частных мы будем постоянно на них натыкаться. В данном случае общий вопрос звучит так: «Что движет историю ? » Человек верит, что живёт разумом, поэтому ему кажется, что и историю люди творят сознательно, направляя её в ту или иную сторону. Это иллюзия. Историю образуют сотни миллионов разнонаправленных воль, слабо понимающих, что происходит.

И дело вовсе не в дипломатии. Глобализацию никто не выбирал. Просто некоторые народы всегда искали новые пути и новые земли. Из племён вырастали нации, из маленьких городков — большие империи. В XIV веке китайский казённый флот пытался подчинить Китаю территории между Явой, Индией и Восточной Африкой. А спустя столетие-другое португальские и испанские купцы с итальянскими капитанами и лоцманами стали плавать уже по всему «шарику». Это и было начало глобализации.

В XVIII веке вся культурная Европа говорила по-французски и одевалась по парижской моде. Сегодня глобализация — это одна и та же реклама, одни и те же фильмы и телевизионные форматы по всему миру; это Всемирные Олимпийские игры, которые когда-то были чисто греческими; это победа на конкурсе Евровидения гречанки, исполняющей индийскую мелодию на английском языке; это, наконец, Интернет. И всё это не мешает желающим (например, швейцарцам или монакцам) «жить спокойно в небольшой, но разумно организованной стране».

Наша российская проблема не в угрозах глобализации, а в хроническом неумении жить самим и давать жить другим.

Итак, глобализация — вовсе не слияние всех в однородную массу. Это просто мир, в котором становится всё меньше барьеров. Диктатуры же возникают, как правило, в мелких и, главное, в очень закрытых сообществах. В больших и открытых проблема противоположная — бессилие власти. Пока что даже Европа не способна создать общее руководство. А когда она всё-таки будет выбирать общего президента, им заведомо станет кто-то вроде Блэра, Проди или Саркози, но никак не Гитлер.

Правда, всё сказанное относится к сегодняшнему миру, где лидерство в глобализации принадлежит США. Если в Средиземноморье и прилегающих регионах возродится халифат или мировой гегемонии добьётся Китай (как вариант — тандем Китай — Япония), нам и европейцам придётся туго (США и Индия более устойчивы). Однако раздавить полностью цивилизации, складывавшиеся тысячелетиями, всё равно вряд ли кому удастся. В прошлый раз (тысячу с лишним лет назад) халифат исторически быстро раскололся по древним цивилизационным границам: испанцы и итальянцы вытеснили арабов из Европы, Иран и Турция сохранили свою специфику. Так что и при подобном развитии наши дела не безнадёжны: стоит подождать лет пятьсот, и всё образуется.

Что вы понимаете под «смертью нации»? Поголовное вымирание?

Разумеется, нет. Смерть нации — это попросту её исчезновение. Заглянув на страницы древней и раннесредневековой истории, вы заметите, что почти никого из действовавших тогда народов давно нет. Народы дробились, расходились в разные стороны, их осколки перемешивались, образуя новые народы, те снова раскалывались и т. д. Германское племя франков, к примеру, дало название Франции, но полностью растворилось среди завоёванного галло-римского населения, сяньбийцы таким же образом растворились в покорённых китайцах. Таких примеров известны сотни (неизвестных намного больше), из них и состоит история. Потом, когда все свободные территории были освоены, процесс стал практически однонаправленным — мелкие народы сливались (и сейчас сливаются) в более крупные. Так или иначе, народы, как и люди, умирают — исчезает их язык, их культура, обычаи. И мы не вечны...

Как глобализация влияет на культуру этносов? Меня волнует их корреляция.

Глобализация, бесспорно, придаёт разным нациям общие черты. Появляются межнациональные субкультуры — хиппи, рокеры, байкеры, растаманы, анимэшники и т. п. Но космополиты существовали со времён по крайней мере фараона Эхнатона. Однако поколебать национальную самобытность глобализация не в состоянии (пока, по крайней мере). Японцы внешне становятся всё более похожими на европейцев, но жизнь их устроена принципиально иначе, чем в Европе или США. Мы в России особенно легко «западаем» на яркие иноземные цацки. Но оттого что мы стали носить джинсы, пить кока-колу и пользоваться Интернетом, наша страна, как видите, не сделалась похожей ни на Европу, ни на США, — а к добру это или к худу, решайте сами. Да, мы напичкали свой язык английскими словами, но при этом оснастили их таким количеством русских префиксов, суффиксов и флексий, что изменили до неузнаваемости. К тому же язык не столько словарный запас, сколько грамматика, а она меняется чрезвычайно медленно.

То же с национальной культурой в целом. Наш средний человек может забыть Толстого (которого он и раньше не больно-то читал) и пристраститься к Шелдону — менталитет его при сём существенно не изменится.

Вот эпизод из американского фильма. Девушка из пиццерии, португалка по национальности и американка по воспитанию, знакомится с парнем из богатой, аристократической семьи, студентом престижного университета. Утром в постели он ей признаётся, что из университета его вышибли за списывание. То есть он попался на обмане. Они очень серьёзно обсуждают эту проблему, и он ей обещает, что больше подобное не повторится. Согласитесь, в нашей стране такая сценка выглядела бы абсурдно — менталитет другой. Так что глобализация нас голыми руками не возьмёт.

Не приведёт ли глобализация к исчезновению глобальных войн на Земле? Зачем воевать с какой-то страной, когда гораздо выгоднее «купить» её — начать продавать туда товары и получать в обмен необходимые глобальному обществу ресурсы? Вложив деньги в конкретную страну, транснациональные корпорации вряд ли будут помогать правительствам своих стран воевать с ней... Ведь в глобальном обществе как нигде важны стабильность и равновесие. Вы согласны?

То, о чём вы говорите как о возможном, уже случилось. Взаимопроникновение экономик действительно всё увеличивается. Никому не хочется бомбить на чужой территории собственные предприятия. И даже экономические санкции уже становятся нелепостью. Пока министр Иванов призывал бойкотировать эстонские шпроты, миллионы тонн наших грузов бесперебойно двигались через эстонские порты, обогащая бюджеты Эстонии и России и помогая нашим олигархам улучшить их позиции в списке «Форбса».

Более того, европейцы не станут воевать не потому, что их корпорации внедрились туда-то и туда-то. Они просто привыкли к спокойной, обеспеченной жизни, «гром ударов их пугает». Россиянину трудно в это поверить, но широкие массы европейцев убеждены, что сила ничего не решает и договориться можно со всеми.

Впрочем, оба указанных фактора — экономическое взаимопереплетение и вялость духа — работают только в мировом масштабе. На региональном уровне и пассионариев хватает, и взаимопроникновение экономик существует не везде. Так что локальные войны вполне возможны: Индия — Пакистан и Индия — Китай (все три с ядерным оружием), Палестина — Израиль, Армения — Азербайджан, Сербия — Косово, ситуация вокруг Ирана и КНДР, застарелые конфликты в Латинской Америке и т. д. Плюс вероятность внутренних войн в нестабильных странах типа той же Индии, Турции, Нигерии, Ливана. В Африке войны практически не кончаются (просто к нам на телеэкран они не попадают), а там ведь гибнут сотни тысяч, если не миллионы. Добавьте возможность массированных акций со стороны «исламского интернационала» в самых разных точках. Спокойной жизни пока не предвидится.

Нужна ли глобализация? Как вы думаете, что будет с народами, лишившимися своих традиций? Поначалу космополитизм, а далее? И не выльется ли это в диктатуру (диктат в глобальном масштабе) ?

Спрашивать, нужна ли глобализация, — это то же самое, что выяснять полезность восхода солнца. Развитие вида хомо сапиенс состоит, в частности, в том, что отдельные роды сливались в кланы и племена, племена — в народности, народности — в большие нации. Продолжение этого процесса на современном этапе мы называем глобализацией.

С ныне существующими народами будет то же, что со всеми другими. Народы рождаются, живут, а потом умирают, растворяясь в других народах. Мы же не горюем, что вместо древлян, полян, кривичей, дреговичей и словен ильменских живём мы, их потомки, — русские, украинцы, белоруссы. Наши потомки, вероятно, будут называться как-то иначе. Но смена названий и даже языков происходит очень медленно. К тому же это только видимая часть истории народов и цивилизаций. Есть вещи куда более времяупорные, не меняющиеся тысячелетиями.

К примеру, в глубокой древности Балканский полуостров, Малая Азия и острова между ними представляли особый мир — Эгеиду, не сливавшуюся ни с западными, ни с восточными соседями. Если «перелистать» назад пару тысячелетий, на том же месте мы обнаружим Византию, враждующую и с семитским Востоком, и с римско-германским Западом. Прошла ещё тысяча лет, рухнула Византия, Малую Азию завоевали омусульманившиеся тюрки. Что же мы видим в Эгеиде сегодня? Два народа, постоянно враждующих, но близких друг другу, — православную Грецию, совершенно не вписывающуюся в Западную Европу, и Турцию, самую светскую из мусульманских стран, почти ничего общего не имеющую с единоверцами-арабами. Убеждён, что и в будущем в более-менее едином мире региональные особенности сохранятся.

Что касается диктаторских режимов, то они, повторяю, возникают в закрытых сообществах: СССР, Германия при Гитлере, Италия при Муссолини, Испания при Франко и т. п. Как только какая-то страна проявляет тенденцию к замкнутости — жди появления очередной диктатуры. А космополитизм (или интернационализм) и закрытость — вещи прямо противоположные.

Если же вы имеете в виду пресловутую «всемирную империю» — страну, диктующую свою волю всем остальным, то на это ни у одного государства не хватит сил. Действующая тенденция — скорее размывание могущества, чем концентрация его. Удельный вес США в экономике и в политике медленно, но верно сокращается. Индия на всемогущество не претендует, Европа тем более. Единственный реальный претендент, и то в отдалённой перспективе, — Китай с его растущими экономикой и населением.

Китайцы три тысячи лет жили почти в полной изоляции, и эта географическая ситуация сильно сказалась на их менталитете. Они в массе своей убеждены, что Поднебесная вращается вокруг их Срединной империи, что их образ жизни — единственно правильный, что все остальные народы — варвары, которые должны подчиняться Китаю. Но у Китая есть ахиллесова пята. При внешней монолитности это довольно рыхлое клановое общество. В острые моменты провинции там перестают подчиняться центру, власть переходит к местным кланам. В середине 1960-х годов Мао Цзэдун для борьбы с непослушными провинциалами создал организацию хунвэйбинов — преданных лично ему студентов и школьников. Но пока в одних провинциях хунвэйбины под грохот барабанов расправлялись с врагами Мао, в других ни о каких хунвэйбинах не было слышно, а в третьих местные парткомы заводили «ручных» хунвэйбинов, которые тоже маршировали и клялись в верности Мао, но на деле защищали своих хозяев.

Возможно ли образование новых империй на основе завоевания мира мусульманами? Ведь они всё более внедряются в христианский мир, навязывая свою культуру, заставляя менять законодательство европейских стран в свою пользу и вовлекая в мусульманство коренных европейцев?

О завоевании всего мира в наше время трудно говорить всерьёз — слишком он велик и сложен. Да и внутри исламского мира существуют разные цивилизации. Но мусульманское Средиземноморье, мусульманскую Европу я вполне могу себе представить. Мусульманский анклав в Европе расширяется — к Албании и мусульманской Боснии добавилось Косово, да и в остальных странах выходцев из исламских стран всё больше. У нас состав населения тоже меняется в пользу мусульман.

При этом ислам ни в коей мере не зло, противостоящее доброму христианству. Изначальный ислам, как и христианство, — порождение своей эпохи, нацеленное на смягчение жестоких

нравов. Пожалуй, единственное, что в нём совершенно неприемлемо для нас, это приниженное положение женщины, но оно рождено не исламом, а унаследовано им от древних цивилизаций семитского Востока. Ислам снисходителен к человеческим слабостям. Обязательных предписаний в нём мало, и они не сложны, в остальном от верующего ожидают, что он будет соблюдать правила в той степени, в какой ему это по силам.

Однако многие мусульмане, как и многие христиане, выполняют предписания своей религии крайне выборочно. К примеру, пророк Мухаммед запретил мусульманину вставать (в смысле — воздавать открытые почести) перед кем бы то ни было, кроме своего отца и праведного имама. Между тем большинство мусульманских стран — диктатуры с сильнейшим культом вождя. Вспомните, что вытворяли чеченские псевдомусульмане с захваченными людьми. А ведь Мухаммед учил, что раб должен есть то же, что ест хозяин, одеваться в то же, что носит хозяин, и хозяин должен прощать ему проступки, хотя бы он совершал их по семьдесят раз на дню.

Так что опасность исходит не от ислама как такового, а от радикальных мусульман, пытающихся принудить весь мир жить по шариату (в их интерпретации). К сожалению, таких радикалов в последнее время чересчур много; Запад перед ними пасует.

Но всё меняется, и мусульмане не исключение. Запад тоже влияет на исламский мир. А есть ещё Индия, Китай, Япония... Одним словом, глобализация.

Как могут повлиять на глобализацию ограниченность ресурсов планеты — пресной воды, нефти и пр. — и экологические проблемы, например глобальное потепление?

Именно в сфере экологии, как мне кажется, лучше всего видно, в каком зачаточном состоянии находится глобализация, насколько она слаба. Решения, принятые одной группой стран, игнорируют другие. Да, собственно, никто и не доказал, что нынешнее глобальное потепление — результат человеческой деятельности, а не очередной виток природного цикла.

Охота на китов — ещё один яркий пример. Кое-где уже поняли, что мы, люди, несильно отличаемся от прочих крупных стадных млекопитающих, а истреблять своих родственников как-то неэтично. В других странах к жизни относятся менее сентиментально, там сохраняется традиционный подход, который у нас сейчас принято именовать «прагматизмом» — «били и будем бить».

Что касается невозобновляемых ресурсов, здесь частично те же проблемы. Это хорошо, что все такие самостоятельные и могут плевать на протесты соседей, продолжая вредить и себе и им? Воды мало, но в ряде стран её продолжают активно загрязнять. Дышать становится труднее, но леса продолжают вырубать в погоне за сиюминутной выгодой. За нефть и прочее сырьё идёт борьба, но это никак не примета глобализации. Проблема ограниченности ресурсов и борьба за них существовали всегда, хотя то были другие ресурсы.

Пять тысяч лет назад в Месопотамии дефицитом считалось почти любое сырьё вплоть до булыжника, а дерево ценилось так дорого, что при покупке дома прежний владелец уносил дверь с собой. Нехватку восполняли завоевательными походами, но чаще торговлей. Почему чаще? Во-первых, потому, что воевать всё время трудно. Во-вторых, значительную часть нужной продукции всё равно нельзя приобрести у соседей (у них её тоже нет), а воевать за тридевять земель сложно даже при нынешней технике.

Система транзитной торговли, охватывающая почти весь Старый Свет, существует уже более двух тысячелетий. В эпоху глобализации она ещё более разрослась. Поэтому проигравшей войну Японии, как и древней Вавилонии, отсутствие собственного сырья не помешало создать первоклассную экономику. Сегодня только особо одарённые политологи всерьёз верят, что борьба за ресурсы может привести к большой (мировой) войне. Потери в такой войне при нынешней технике и взаимопроникновении экономик были бы несопоставимы с выигрышем. Поэтому, чем дальше продвинется глобализация, тем меньше в мире останется места для войн старого типа. Зато теракты, боюсь, будут становиться всё более ужасными.

С точки зрения историка, какой станет граница России эдак лет через 50?

На такой вопрос лучше бы отвечать политологу. Предсказывать будущее — задача неблагодарная, а в нашей стране особенно. Ситуация с границами зависит от очень многих факторов, среди которых главные — общее состояние дел в нашей стране и политика Китая. Я лично не исключаю, что при благополучном и устойчивом развитии России в её состав может влиться Белоруссия, а возможно, и кое-какие непризнанные государственные образования. С другой стороны, в случае сильных передряг внутри страны и на международной арене мы можем потерять Северный Кавказ, Сибирь и Дальний Восток.

У меня сложилось впечатление, что большинство грамотных россиян заражено идеями антиглобализма, антиамериканизма и тоской по Российской империи (по оценкам в Интернете — около 90 — 95%). Я убеждён, что, пока Россия не избавится от этого груза, невозможно и думать о развитии в ней современного цивилизованного общества. Сколько времени и какие события потребуются России, чтобы отряхнуть этот прах со своих ног?

Я собирался изложить некоторые впечатления от состоявшегося интервью в форме резюме, но заданный вопрос избавил меня от этой необходимости. Сам я в Интернете не брожу, но мои ощущения совпадают с вашими. Однако, по моему мнению, антиглобализм и антиамериканизм — это только симптомы, болезнь глубже.

Мы живём в выдуманном мире. Юлия Латынина на радиостанции «Эхо Москвы» приводила хороший пример глобализации: программист, сидя в Индии, работает на корпорацию со штаб-квартирой, допустим, в Гамбурге, и в результате его работы совершенствуется производство где-нибудь в Малайзии. Однако эта реальная глобализация не только никого у нас не волнует — она даже не является предметом обсуждения.

И если бы только это! Насколько я знаю, в прошлом году в разных концах страны произошёл ряд изуверских убийств маленьких детей. Страшнее детоубийства ничего представить невозможно, и для меня лично подобные ужасы, повторяющиеся снова и снова, — это уже предвестник апокалипсиса. Если мы — народ, нация, то мы должны только об этом сейчас думать и говорить. Между тем телевидение если и упоминает о гибнущих детях, то в качестве обыденной уголовной хроники. Зато американская ПРО в Польше и Чехии (бесполезная для США и ничем не угрожающая нам) не сходит с экрана.

Иными словами, наши люди либо не хотят осмысливать реальные жизненные факты, либо вообще не желают их замечать. Их головы забиты фантастическими страхами и фобиями типа «мирового правительства», неизвестно из кого состоящего, которое то ли будет скоро нами управлять (интересно, каким образом?), то ли уже управляет.

Что касается нашего антиамериканизма, обычное его объяснение — «американцев не любят везде». Так оно и есть, только не любят везде по-разному. Германия и Франция недавно выбрали руководителей значительно более проамериканских, чем были их предшественники.

Наш человек боится Америки потому, что по жизни чувствует себя совершенно беспомощным. Мы — страна одиночек. Мы не умеем действовать сообща, поэтому беззащитны перед ЖЭКом, гаишником, градоначальником. Единственный вид власти, который нам известен, — это власть давящая, угнетающая, и любую власть мы представляем по её образу и подобию. Поэтому мы уверены, что раз Америка такая сильная, она заведомо должна всех давить и угнетать.

Я не знаю, сколько времени и сил нам может понадобиться, чтобы избавиться от фобий и обрести уверенность. В прошлый раз для этого потребовались долгое мягкое правление Екатерины II и Александра I, а затем реформы Александра II. Благодаря им в начале XX века у нас были независимая пресса, подлинное самоуправление, настоящие политические партии, боевые профсоюзы, защищавшие права своих членов. Сейчас подобный процесс даже не начался, и я не уверен, что история подарит нам для эксперимента ещё сто пятьдесят лет.