25 октября в своем доме в Лондоне на 81-году жизни умер российский философ Александр Пятигорский, один из участников Тартуско-московской семиотической школы.
Об Александре Пятигорском вспоминает директор Института высших гуманитарных исследований (ИВГИ) РГГУ, член редколлегии журнала Восток/Oriens (Москва), член ред. совета журнала "Эвам" ("EVAM") (Дели, Индия) Сергей Серебряный. Памяти Александра Моисеевича Пятигорского (30.01.1929 – 25.10.2009)
Об Александре Моисеевиче Пятигорском будут вспоминать многие и по-разному, потому что он был человек необычный, своеобразный, многогранный – и очень общительный, имевший много друзей, знакомых, коллег и учеников, по крайней мере, в двух странах, в двух разных мирах – в СССР и в Великобритании. Мои воспоминания об А.М. относятся в основном к 1960-м – началу 1970-х годов, вплоть до его эмиграции из СССР в 1974 году.
В середине 1960-х А.М. читал лекции по индийской философии в Институте восточных языков (теперь – Институт стран Азии и Африки) при МГУ. Это было яркое, незабываемое зрелище. А.М., высокого роста, с лысой макушкой и с головой, всегда повернутой вбок, (он был почти слеп на один глаз и плохо слышал на одно ухо) ходил взад-вперед от двери аудитории к окну, курил, размахивал длинными руками и говорил – громко, эмоционально – нечто такое, что нам не приходилось слышать от других наших тогдашних преподавателей (а преподавали нам тогда «политическую экономию капитализма», «исторический материализм», «историю КППС» и прочие премудрости советского времени). Было не важно, чтó он говорил, и теперь я вряд ли вспомню, что именно он говорил, но в памяти осталась его несколько нелепая фигура, его громкий голос, причудливые интонации – и (как я теперь понимаю) ощущение свободы, которое А.М. передавал, дарил нам, студентам. Это был человек, резко отличавшийся от всех других; человек, демонстративно не вписывавшийся в общие нормы поведения, – и это не могло не производить сильного впечатления на нас, студентов, поскольку «учебный процесс» в целом был нацелен на конформизм, на «воспитание советского человека», «политически выдержанного и морально устойчивого» (согласно непременной формуле в казенных «характеристиках»).
Конечно, дело было не только в личности самого А.М. Середина 1960-х (после «снятия» Хрущева в 1964 г. и вплоть до вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 г.) вообще было временем очень либеральным. Тогда многим казалось (как и позже, во вторую половину 1980-х), что страна медленно, но верно движется к демократическим преобразованиям. Люди типа А.М., очевидно, могли надеяться, что еще на их веку у нас будет совсем другая, лучшая жизнь (раньше, чем предсказывали герои Чехова), – и это, наверное, вдохновляло их на разнообразную бурную деятельность. А.М. был одной из самых ярких фигур российской интеллигенции 1960-х – начала 1970-х годов.
По образованию философ (выпускник МГУ), А.М. в конце 1950-х переквалифицировался в филолога-востоковеда, стал одним из немногих у нас специалистом по тамильскому языку. Он переводил старинные тамильские тексты (и религиозно-философские, и просто художественные) и был одним из составителей (вместе с питерским коллегой С.Г. Рудиным) единственного до сих пор большого тамильско-русского словаря (вышедшего в 1960 г.).
В 1960-е годы А.М. был непременным участником конференций в (или рядом с) Тарту (Эстония), которые организовывал ныне легендарный Юрий Михайлович Лотман. На эти конференции съезжались гуманитарии из Москвы и (тогда) Ленинграда, чтобы наговориться всласть обо всём, о чем не удавалось поговорить в двух столицах. И для этого «ворованного воздуха» было придумано научное название «семиотика». А.М. стал одной из центральных фигур этого «семиотического движения», позже названного «Московско-тартуской» или «Тартуско-московской» (это с какой стороны смотреть) «школой». Но, насколько мне известно, сам А.М. не любил навешивать на себя лишних ярлыков и, скорее всего, определял себя (если вообще определял) как просто «философ». Официально же он был востоковедом, поскольку работал в Институте востоковедения АН СССР.
Но потом случилось то, что в свое время описал уже А.С. Пушкин:
Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,
Как сон, как утренний туман…
К началу 1970-х А.М. был уволен из Института востоковедения за «подписантство» (не знаю, сколь многие теперь знают, что значило тогда это слово) и на некоторое время нашел прибежище в ИНИОНе (Институте научной информации по общественным наукам) АН СССР, каковой Институт тогда помещался на улице Маркса-Энгельса, позади «Ленинки» (ныне РГБ). В небольшом (хотя и аристократически уютном) здании ИНИОНа А.М. было тесно. Странно было видеть его высокую фигуру на узких лестницах и в узких коридорах этого старинного особняка.
В 1972 г. однажды, по старой памяти, я пошел на лекцию А.М. по индийской философии – лекцию, которую он читал в новом (тогда) здании гуманитарных факультетов МГУ на Ленгорах. А.М., как и прежде, ходил взад-вперед от двери к окну, размахивал руками и говорил довольно громко, но теперь он был похож скорее на зверя в клетке, чем на вестника свободы.
А в 1974 году (кажется, летом или в начале осени) А.М. собрался уезжать «за кордон». Несколько дней в его небольшую квартирку у станции метро «Речной вокзал» шли провожающие, ведь А.М. знала «вся Москва». Мне было очень жаль, что он уезжает (тогда казалось, что это навсегда – и без права на общение), а Мераб Мамардашвили жёг в блюдце чачу и говорил что-то философски ободряющее.
В 1970-е уехали или «были выдворены» многие. Можно думать, что неудача преобразований конца 1980-х – начала 1990 имела одной из причин именно массовый отток из страны умных и энергичных людей в 1970-е. Большая часть из уехавших, наверное, выиграла в личном плане. Из малометражных советских квартир или даже из коммуналок они перебрались в более просторные помещения или даже в собственные дома. Ученые (по крайней мере, часть из них), избавившись от опеки «компетентных органов», в большей или меньшей степени воспользовались обретенной свободой. Но наша страна, несомненно, многое при этом потеряла. Когда же здесь вновь забрезжила «заря свободы», уехавшие уже, как правило, слишком оторвались от родной почвы, чтобы активно участвовать в очередном раунде не сбывающихся надежд.
Именно это, мне кажется, случилось и с А.М. В 1994 году, двадцать лет спустя, я напросился на встречу с ним в Лондоне. Мы сидели в университетском кабинете нашего общего знакомого Владимира Брагинского (уехавшего в Лондон на ПМЖ в 1993 г.), А.М. угощал нас шведской водкой «Абсолют» и, как и прежде, говорил что-то более или менее парадоксальное, скашивая на меня пронзительный глаз, но я совершенно не запомнил, о чем именно он говорил, потому что это имело очень косвенное отношение к тому, что происходило тогда в России, и к тому, что меня тогда занимало.
В 2006 году мы вновь встретились на конференции в Люксембурге, в замке со знаменитым именем Шенген. Конференция сама по себе была какая-то парадоксальная, потому что там собрались, с одной стороны, разные европейские университетские гуманитарии, в основном, как я понял, «левоватого» толка, а с другой стороны – представители российского официоза, плохо говорившие на английском, но агрессивно пытавшиеся внушить что-то (кажется, они сами толком не знали, что именно) своим европейским визави. А.М. (который, как и я, попал на эту конференцию, по-моему, случайно) явно заскучал и стал эпатировать публику громкими нигилистическими речами на английском языке с сильным русским акцентом. Смысл его речей сводился к тому, что все, что на данной конференции обсуждается, – чушь собачья и все проблемы надо рассматривать совершенно иначе. Каким именно образом эти проблемы надо рассматривать, А.М., впрочем, по своему обыкновению, не говорил. Сидевший рядом со мной солидный немецкий профессор ворчал мне на ухо: «Почему я должен всё это слушать?» Чтобы объяснить профессору смысл и прелесть речей А.М., я должен был бы рассказать ему всю историю российской интеллигенции за последние пятьдесят лет, но там и тогда на такой рассказ всё равно не хватило бы ни места, ни времени. Боюсь, А.М. остался не оцененным шенгенской публикой.
С тех пор я А.М. не видел, хотя и переписывался с его женой Людмилой по электронной почте – в связи с одним издательским проектом по истории буддизма, каковой, увы, так и не был осуществлен.
А.М. принадлежал к той замечательной плеяде индологов, которая, словно по волшебству, появилась у нас к началу 1960-х. Коллегами и хорошими знакомыми А.М. были и Октябрина Федоровна Волкова (1926–1988), и Владимир Николаевич Топоров (1928–2005), и Татьяна Яковлевна Елизаренкова (1929–2007), и Павел Александрович Гринцер (1928–2009), и, к счастью, ныне здравствующие Вячеслав Всеволодович Иванов и Александр Яковлевич Сыркин. Это поколение индологов вплоть до недавнего времени задавало тон в нашей индологии, а некоторые – и в гуманитарных науках в целом.
А.М. в постсоветские годы не только время от времени приезжал на родину, но, можно сказать, вернулся домой и в виде книг. Правда, в эти годы наш книжный рынок был столь насыщен разнообразным интеллектуальным «товаром», что книги А.М. не получали, насколько мне известно, широкого резонанса. Теперь, когда сам А.М. отошел в вечность, нам предстоит, может быть, по-новому прочитать и его научные труды разных лет, и его философские тексты, и его художественные произведения. Мы уже не услышим его живого голоса. Но мы сможем вслушиваться в его мысли.
Вы верите, что всего за несколько часов можно понять, как поставить правильное произношение, не изучая долго и нудно теоретическую фонетику, а всего-лишь поймав "фокус" языка?
Вы верите, что за несколько часов можно понять всю систему английских времен, которую безуспешно учат годами в школе, институте или на курсах?
Вы верите, что вместо скучных учебников можно заниматься по Вашим любимым фильмам и сериалам, испытывая при этом восторг и наслаждение от занятий английским?
Мы не только верим, а и твердо убеждены, так как уже сотни людей прошли по этому пути и поделились с нами своми успехами и достижениями!
И мы верим в Вас, потому что Вы легко научились говорить на языке, который на порядок сложнее английского!
Поэтому более простым и логичным английским Вы овладеете гораздо быстрее и легче! Конечно,если будете делать это правильно, естественным путем - моделируя носителей языка. Руководствуясь при этом не громоздкими правилами, а простыми и понятными визуальными моделями!
Получите бесплатно материалы - подпишитесь на рассылку!
Получите результат немедленно - приступайте к занятиям прямо сейчас!
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
Главная страница 
25 октября в своем доме в Лондоне на 81-году жизни умер российский философ Александр Пятигорский, один из участников Тартуско-московской семиотической школы.
