Во-первых, наблюдается стремительный рост транснационального употребления(неносителями) английского языка. Очень подробно это описано в кн. [Кристал 2001].

С лингвистической точки зрения существенно, что вследствие массового употребления в качестве неродного языка образуются интерферолекты¹ английского. Это варианты, общие для всех носителей одного и того же родного языка, пользующихся английским, и неизбежные вследствие неуправляемой интерференции (напр., сингапурский, ганский, карибский). Существенно, что, по мнению Д. Кристала, в результате усилий местных социально-политических движений подобные варианты могут претерпеть, как он выражается, «апгрейд» и получить статус новых языков [Crystal 2000: 9]. Таким образом, относительному единству английского языка в роли международного грозит дальнейший распад на варианты, которые в конечном итоге могут стать новыми языками.

Во-вторых, налицо существование так наз. «клуба мировых языков», в который вошли официальные языки ООН (это английский, французский, испанский, русский, китайский и арабский). Быть членом клуба престижно и выгодно, поэтому туда стремятся попасть все новые и новые языки, а точнее, государства пытаются протиснуть туда своих «верных агентов». В этом смысле показательна языковая динамика бывшей Лиги Наций (ЛН), а теперь ООН. В момент возникновения ЛН (1945 г.) официальными были всего два языка: французский и английский. Затем под давлением Испании и государств Латинской Америки к ним добавился общий язык континента – испанский, последовали китайский и русский. Не без влияния нефтедолларов в клуб вошел хронологически последний: арабский. Но амбиции других государств, притом отнюдь не слабых, тоже растут. После вступления в ООН объединенной Германии непонятно, почему игнорируется ее язык (ведь в Европе именно на нем, а не на английском или французском с рождения говорит наибольшее количество людей). И почему, например, не японский? В Азии эта страна – один из явных лидеров.

Возникла парадоксальная ситуация. Казалось бы, для оптимального трансэтнического общения, которое становится все более интенсивным, предпочтителен единственный язык, т. е. из двух первоначальных языков ЛН один должен был уступить, но на самом деле количество официальных языков ООН, наоборот, выросло.

Почему? Неужели английский, французский и иже с ними – «лингвофункциональные кастраты»? Конечно, нет. С точки зрения чистой лингвистики и функциональной матрицы к ним нет претензий. (Объективных сложностей и «нелогичностей» в каждом языке хоть отбавляй, но в целом любой из них способен передать весь спектр информации, эмоций и т. п.)

В связи с этим вспоминается другой эпизод, вызвавший шок дипломатов, когда в конце 1960-х гг. руководители Ливии вдруг заявили: «Мы больше не итальянская колония и не английский протекторат». На улицах стали исчезать объявления и указатели на иностранных языках, а в октябре 1972 г. посольство Ливии распространило среди дипмиссий письмо, в котором имело честь сообщить, что паспорта без записей на арабском языке в Ливии признаваться не будут [Esperanto: 1974, 1, 4]. Сколько продержались эти строгости, нам неизвестно. Но то, что события в Китае и Ливии одного лингвополитического порядка – это неоспоримо. Кстати, последствия демаршей Ливии и ее союзников видны невооруженным глазом: в 1973 г. арабский стал шестым официальным языком ООН.

 Большое внимание распространению своего языка уделяется на дипломатическом уровне. Франция, например, считает обучение французскому языку и ознакомление с соответствующей культурой одним из важнейших средств усиления французского влияния в стране пребывания см.: [Зорин 1977, гл. III, § 3, с. 244].Внушительное зрелище представляет собой организация по пропаганде французского языка и культуры – Альянс Франсез, щедро дотируемая государством.

В-третьих, в диалоге культур употребляются и некоторые другие этнические языки, получившие сравнительно широкое распространение (напр., немецкий), а также стоящий особняком плановый язык эсперанто.⁴

Традиционно его называют искусственным языком. Но ни по структуре, ни по развитию в соответствии с общими лингвистическими законами, ни по функциям этот язык НЕ является искусственным. См. об этом: [Мельников 2005; 2007]. Функциональную матрицу эсперанто см. в Приложении 2.

 Отношение к последнему со стороны официальных структур и многих экспертов весьма скептическое. Нередко можно слышать, что эсперанто не способен создавать собственные и передавать национальные культурные ценности, не выдержал испытание временем и бесперспективен. Так ли это? Неопровержимые доказательства обратного приведены в нашей монографии [Мельников 2004]. Достаточно сказать, что поисковики выдают адреса миллионов Интернет-сайтов на языке эсперанто; выходят сотни периодических изданий (их подписчики живут, как минимум, в 120 странах мира всех континентов); в эфире звучат ежедневные радиопередачи; регулярно появляются диски с песнями на эсперанто в самых разных музыкальных жанрах; ежегодно проходят сотни международных встреч эсперантистов; авторы, пишущие на эсперанто, признаны международной писательской организацией ПЕН-Клуб, и даже неоднократно выдвигались на Нобелевскую премию по литературе; Всемирная эсперанто-организация (UEA) поддерживает официальные отношения с ООН и ЮНЕСКО. И, наконец, наивысшая стадия развития: появилась прослойка людей, для которых эсперанто – один из родных языков, усваиваемых в семье.

Но вернемся к теме статьи: каковы конкретно сегодняшние лингвополитические последствия глобализации? Они имеют экономический, социальный и культурно-политический характер. В этой статье мы затронем, главным образом, первый и второй аспекты.

С экономической точки зрения от придания приоритетного статуса английскому языку выигрывают только те нации и государства, для которых он является юридически или фактически государственным и родным.

Самая очевидная статья доходов – курсы английского языка и обучение в англоязычных странах. Согласно отчёту „Global Education Digest" 2006, опубликованному Институтом статистики ЮНЕСКО (UNESCO Institute for Statistics), самыми популярными для зарубежных студентов странами являются США (23% студентов от общего числа обучающихсяза пределами своей страны), Великобритания (12%), Германия (11%), Франция (10%), Австралия (7%) и Япония (5%). [http://portal.unesco.org/en/ev.php-url_id=33154&url_do=do_topic&url_section=201.html]

В Великобритании иностранные студенты (в 2005 г. их было около 300 тыc. чел.) ежегодно приносят 4 млрд. фунтов ее ВУЗам и 10 млрд. фунтов экономике страны в целом. Неслучайно министр финансов Соединенного Королевства Гордон Браун (ныне премьер-министр) назвал английский язык более доходным для экономики страны бизнесом, чем,например, производство и экспорт нефти, кораблестроение, авиационная или пищеваяпромышленность. Он также заявил, что если сегодняшняя тенденция сохранится, то уже к2020 году родной язык будет приносить Великобритании больше денег, чем все финансовыеоперации вместе взятые. В Ирландии обучается 22 тыс. иностранных студентов и около200 тыс. приезжают изучать английский язык, что дает национальной экономике не менее600 млн. евро в год. В Австралии учится более 250 тыс. иностранных студентов, а в спискеотраслей, составляющих основные источники доходов Австралии, образование из года в годзанимает 3–4 место [http://news.bbc.co.uk/hi/russian/uk/newsid_4919000/4919996.stm;http://www.study.ru/news/index.html#7 ; http://www.parta.org/wa/news_ea/spool/news/1049.htm; http://www.rosbalt.ru/2005/04/14/204566.html].

Кроме этой прямой и явной выгоды, у англоязычных стран есть и другие социально-экономические привилегии. Как отмечается в статье Ирины Степуры, опубликованной в«Российской газете», «Возможность обучать у себя иностранных студентов приносит государству не только значительные доходы, но и, что немаловажно, высококвалифицированных специалистов. Проводя активную иммиграционную политику, многие страны – преждевсего, США, Канада, Австралия и ряд государств Европы – получают в год примерно миллион высококвалифицированных сотрудников (эмфаза наша. – А. М.) нужного им профиляиз числа иностранных граждан, обучавшихся в их ВУЗах» [http://www.rg.ru/ 2004/10/14/obrazovanie.html]. Таким образом, все расходы на довузовскую подготовку специалиста ложатся на плечи государств-доноров студентов, а страны-акцепторы только снимают сливки, доводя «полуфабрикат» до полной готовности.

Владение «более равным языком» дает и другие социально-экономические преимущества. Не так давно Всемирная эсперанто-ассоциация (UEA) направила медиатору Европейского Союза официальную жалобу на дискриминацию по языковому признаку в европейскихинстанциях. Дело в том, что при найме на работу от кандидатов требовалось владение английским в качестве родного языка, хотя формально все официальные языки государств-членов ЕС провозглашены равноправными [см.: LOdE 2004, 6, 12; 3, 12]! На самом же деле носители английского языка получают в подразделениях ЕС преференции и при найме на работу, и при получении информации (большая ее часть имеется на английском, а на другихлибо запаздывает, причем, иногда чуть ли не на годы, зачастую становясь бессмысленной из-за устаревания информации, либо вовсе отсутствует), и во многих других случаях. Инымисловами, носители давно уже «языка МакДональдса», а не Шекспира (вместе с теми, ктоочень хорошо владеет английским), входят в элиту, доступ в которую «фильтруется» в томчисле и языковым критерием.

Победное шествие английского освобождает тех, для кого он родной, от многих летизучения иностранного языка (а это один из самых трудоемких, дорогих и малоэффективных процессов), давая им возможность потратить выигранное время на повышение квалификации по своей специальности. И этодалеко не все преимущества «более равного языка».

4. В ФРГ иностранный студент рассматривается как «весьма интересный объект капиталовложений», а преподавание немецкого языка должно стать «жизненно важной гарантией непрерывности немецкого экспорта» [Fremdsprachenunterricht, 1963, #9; цит. по Бартин 1972]. Поэтому МИД ФРГ дотирует примерно три четверти расходов Института им. Гете (ФРГ), занимающегося пропагандой и распространением немецкого языка. В сентябре 2008 г. штаб-квартиру Института в Мюнхене впервые за всю его историю посетила канцлер ФРГ. Ангеле Меркель призвала открыть филиалы Института в Азии и на Ближнем Востоке и пообещала дальнейшую финансовую поддержку [www.dw-world.de/dw/article/0,,3630954,00.html]. Заметим, что в настоящее время около 3-х тыс. сотрудников Института работают более чем в 100 странах мира.

Не случайно 7-го июля 1992 г. «International Herald Tribune» писала: «Использование английского языка увеличивает политическое влияние англоязычных стран намного значительнее,чем сильная экономика или мощь вооружений».