Для начала, следует признать, что даже освоение родного языка дается ребенку чрезвычайно медленно и трудно. Для того чтобы овладеть языком на уровне образованного взрослого, человеку требуется потратить пятнадцать-двадцать лет жизни, практикуясь ежедневно с утра до вечера.
Я осознал это со всей ясностью после того, как пообщался с молодыми людьми, которые «легко» и «естественно» переняли родной язык от своих родителей, не прикладывая при этом никаких специальных усилий. Я имею в виду детей из семей русскоязычных эмигрантов в Германии. Их родители, так и не приобщившись толком к немецкому языку, дома между собой и с детьми всегда разговаривают исключительно по-русски. Сами же дети когда-то ходили в немецкий детский сад, а теперь заканчивают немецкую школу. Их немецкий язык почти неотличим от языка коренных жителей. Однако русский...
Как бы плохо ни говорил какой-нибудь иностранец по-русски, он всё-таки вызывает уважение, потому что за каждым его словом стоит большой труд. Однако тот рудиментарный русский язык, который демонстрируют большинство эмигрантов во втором поколении — это нечто в высшей степени жалкое и убогое. Прежде всего, неприятно поражает какой-то удивительный акцент. Нет, это отнюдь не сухой немецкий выговор, это что-то совсем другое. Это больше похоже на влажное сюсюканье трехлетнего малыша — сюсюканье, которое очень странно слышать из уст великовозрастного детины. Но больше всего удручает то, что и мысли, которые великовозрастный детина способен выразить на языке своих родителей, по своей сложности соответствую уровню трехлетнего ребенка. Излишне говорить, что ни читать, ни, тем более, писать по-русски он не умеет. Вот так! Оказывается, для того, чтобы язык практически умер, требуется всего одно поколение, которое бы «легко» и «естественно» перенимало его от своих родителей! Ясно, что внукам уже не достанется ровным счетом ничего. Для того чтобы язык исчез бесследно, двух поколений совершенно достаточно.
Впрочем, за примерами далеко ходить не надо. В той же Москве можно без труда найти чистокровного татарина, который по-татарски — ни бельмеса. А ведь язык — это ценнейшее национальное достояние. Люди не стали бы отказываться от языка своего народа, если бы его поддержание не стоило тяжелейших усилий.
Но, может быть, малым детям языки даются всё же легче, чем взрослым?
Когда мы приехали всем семейством в Германию во второй раз, моему третьему сыну, Антону, как раз исполнилось три года. Наученный горьким опытом, я отвел его в самый обыкновенный немецкий садик, где его, слава богу, никто никаким языкам специально не обучал. Вначале он в полной мере испытал на себе шок от попадания в чужую языковую среду, но уже через полгода весело бегал в общей ватаге малышни и громко кричал по-немецки:
— Fang mich doch! [Попробуй, догони!]
Что же касается меня, то я в ту пору все еще продолжал изъясняться со своими немецкими коллегами на ломаном английском.
Значит ли это, что трехлетний Антон по части овладения иностранными языками гораздо способнее своего сорокалетнего папочки? Разумеется, нет! Это означает лишь то, что интегрироваться в иноязычную детсадовскую группу в тысячу раз проще, чем в иноязычный научный коллектив. Если бы папочка не просиживал день-деньской за компьютером на своем рабочем месте, а вместо этого гонял бы мячик по детсадовскому двору, то он научился бы кричать «попробуй, догони!» не через полгода, а через полмесяца.
Пресловутая легкость, с которой малым детям даются иностранные языки, — это чистейшей воды фикция. Детям только потому проще, чем взрослым, что их языковые потребности неизмеримо ниже. Не «дети легко усваивают язык», а «детский язык усваивается легко».
Мне доводилось учить немецкий и французский языки наперегонки со своими детьми. С моим опытом учебы в школе и в институте, с моим умением пользоваться словарями, грамматическими справочниками, компьютером, интернетом, — я двигался по сравнению с ними семимильными шагами. Во всяком случае, это так, если судить по абсолютным показателям. Но если мерить успехи в процентах от потребностей, тогда, конечно, за детьми не угнаться.
У детей есть единственное решающее преимущество перед взрослыми, а именно — время. Взрослому человеку, как правило, очень непросто выкроить даже несколько минут в день для учебы — он и без того слишком обременен повседневными заботами. Об иностранном языке он вспоминает за две недели до того, как он ему позарез понадобится (перед экзаменом, перед собеседованием, перед поездкой за границу). Ребенок же, напротив, может только и делать, что учиться, и у него в запасе есть еще десяток-другой лет, прежде чем его знания будут реально сказываться на его судьбе… Ах, если бы только у взрослого появился откуда-нибудь этот десяток-другой лет!..
Бесспорно, учить иностранные языки лучше начинать с самого раннего детства, но вовсе не потому, что в этом возрасте они даются легче, а потому, что потом на этот титанический труд просто не останется времени. Да, речь идет о труде поистине титаническом, — и родители, строящие планы насчет образования своих детей, не должны питать на этот счет никаких иллюзий. Марафонец перед выходом на старт должен ясно отдавать себе отчет в том, что ему предстоит бежать именно марафон, а не стометровку. Иначе он не рассчитает силы и сойдет с дистанции.
Другие материалы по теме
Источник: http://nekin.narod.ru/e41.htm | 
Главная страница 
